Как известно, женщины и злодеи в большинстве случаев представляют собой одно и то же. Поэтому, написав о десятке лучших злодеев кино, я не мог не задуматься о десятке лучших женских образов. Составить сей восхитительный букет оказалось не так-то просто! Если харизматичных злодеев в кино хоть пруд пруди, то действительно запоминающихся женщин можно пересчитать по пальцам. Следует констатировать засилье мужского шовинизма в кинематографе. Наблюдая женское кинематографическое безрыбье, сложно не придти к выводу, что настоящих актрис нет – в кинематографе есть красавицы с незамысловатыми кинохарактерами или некрасавицы, которых прочат на роли а ля интеллектуэль. Иными словами, основная и доминирующая функция актрисы в кино — услаждать своими прелестями наши блудливые взоры, взоры мужских шовинистических свиней. Упомянутые же «интеллектуалки» от кино чаще всего подбираются по принципу «чем страшнее, тем интеллектуальнее» — видите, дескать, какая страшная, а всё ж кино снимается, это потому, что умная. За этакими рассуждениями, если вдуматься, тоже волочатся длинные мохнатые яйца мужского шовинизма.

Здесь, ну чуть пониже, под лж-катом, я собрал действительно впечатляющие, запоминающиеся и неповторимые образы киноженщин. Не агрессивный сексизьм или вялый интеллектуализьм двигали мной, но чувство прекрасного. Читайте же.

Ева Грин — Трещины. Любовь, красота и преступление

Да-да, тот самый будоражащий коктейль. Кромешная любовь, кромешная красота и кромешное преступление. Этот персонаж потряс меня до глубины души, а душа у меня, как известно постоянным читателям, очень глубокая. Да, персонаж, ах, какие глубины и бездны открывает он перед вами, какой дикий накал страстей! Необычайной, изумрудной красоты женщина в кои-то веки предстаёт на экране не просто для того, чтобы дежурно проплыть, качая бёдрами, перед довольными самцами в зрительских креслах — она создаёт завораживающий, гипнотический образ совершенно чудовищных отчаяния и трагедии. Нате-ка скушайте его! Как пишет известный, выше цитированный нами кинокритик (великое спасибо ему за наводку на фильм, он вообще знает толк в фильмах): Еве Грин не понадобилось постоянно полуоткрытого рта, которым нас пытаются пленить (а многих, очевидно, пленяют) современные красотки. Её героиня образована, умна, проницательна, по-ницшеански эпатирующая и в то же время ранимая и беззащитная натура. Вот, именно по-ницшеански. И по-ницшеански же беззащитная. Бог умер, а сверхчеловек так и не родился — самый, пожалуй, убийственный секрет старины Фридриха. Слабость сильного человека сильнее, чем он сам, особенно если слабый человек — женщина... Впрочем, можно ли называть женщину человеком? Христиане, помнится, не были с этим согласны. Мисс Джи, сыгранная Евой Грин, точно не совсем человек, тонкая, тоскливо цветастая, нездешняя бабочка, в отчаянии забившаяся в угол, в грубом мире обречённая на одиночество, боль и страх — даже если ей просто нужно слетать в магазин за пончиками... Не тонкий и отнюдь не прекрасный, как хорошо понимаю я её — и как сочувствую, прекрасному голубоглазому монстру, эгоистке, истеричке и преступнице. Весёлая и бодрая красавица-училка, любимица неказистых хрюшек-воспитанниц, воплощение утренней зари, скрывает в себе мрачный всеразрушающий закат и кататоническую экзистенциальную панику. Вовсе не то, чем она кажется, есть она на самом деле. Интимная встреча, больше похожая на лобовое столкновение, аристократии по праву, титульной, инфантильной аристократии, носительница которой появляется вдруг среди воспитуемых поросят, и аристократии врождённой, аристократии безумия, эгоистичного и ненасытного, аристократии преступления, в конце концов, воплощённой гениальной актрисой Евой — чем она закончится? Это вам покажет талантливая доня Ридли Скотта, гены пальцем не размажешь. Вообще, фильм «Трещины» очень женский — в лучшем смысле слова, творили его женщины, там всего-то мужских персонажей, что старенький попик и два полисмена за окном, и кто после этого скажет, что женщины ни на что не способны, того назову пнём, ни черта в искусстве не смыслящим.

Макарена Гомес — Дагон. У нея глаза такие

Безусловно, после этого фильма бледная испанка Макарена может претендовать на звание Королевы Ужаса. Лучше сказать, принцессы: королева — нечто слишком державное и увесистое, принцесса более тонка, субтильна и трагична. Да ведь по сюжету она и есть принцесса, — и русалка по совместительству. А с русалками, как и с феями, это должно быть вам известно, шутки плохи. Думаю, господин Лавкрафт потерял бы голову, приплыви она к нему во сне, заплаканная, лунная, бесплотная, с изящным полухвостом-полущупальцами вместо ног (самое осязаемое, что в ней есть), тонкая эфирная субстанция, как выражается всезнающий Сергей Жариков. Так и вижу эту картину: длинноголовый, взъерошенный Говард Филлипс, за запятнанным дубовым столом, при свете трепетной свечи, вечное перо в руках, медленно распахивается кромешное окно сбоку, и развеваются пыльные занавески, слизывая неяркий свет со мрачных стен, потому что в самую высокую комнату башни под музыку Carles Cases неторопливо входит тьма египетская, а посредине она, бездонноглазая, в тихом заунывном плаче и с затейливой ракушкой на кругленькой голове... «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — в упоённом безумии кричит братяш Ктулху, но мгновенье не останавливается, не останавливается всепоглощающая тьма, а русалка призрачно улыбается — да! улыбается, и Лавкрафт начинает хрипло и гулко хохотать, потому что красивые глаза русалки — как две пасти безумия, а невесть откуда взявшийся Юра Демидович восторженно восклицает «etis atis animatis!» Под стать Лавкрафту эта исполнительница, ещё как под стать! Самому Эдгару По под стать! Белая как мел, улыбчивая, плюгавенькая, красива она в своей русалочьей роли особой щемящей красотой — воистину неземной, нездоровой и пронзительной красотой упадка, смерти и обречённости. Вот эта спокойная, лирическая, обречённость, лунная тоска, холодная, как морок над Инсмутом, но вызывающая сострадание — безупречно воплощает её Макарена Гомес, в обычной жизни похожая на хорошо курнувшую школьницу, но мы-то с вами, кинозрители, хорошо понимаем, насколько она на самом деле прекрасна, таинственна, запредельна и непроста, и вот она вдруг берёт золотой кинжал в руку, и волосы дыбом у вас и у нас! Печаль её светла, ужас, ею вызываемый, также парадоксально светел, и она также тайно сострадает нам, бесхвостым, как мы, бесхвостые, ей. Может быть, меня ей жалко: у нея глаза такие, голубые как мои, — как как говаривала одна моя знакомая, звезда куртуазного андерграунда. Русалочьи глаза, впрочем, как и подобает представителю вида, скорее зелены, но в любом случае в них лучше не заглядываться.

Клод Жансак — укротительница де Фюнеса

Да-да, ей удавалось это, хотя де Фюнес, как известно, неукротим. Рядом с де Фюнесом тушевался и мерк сам легендарный Жан Маре; а вот эта хрупкая, улыбчивая женщина ни в коем случае не тушевалась, своей сдержанной и безупречной игрой украшая и дополняя игру гения, в которой вроде бы и нечего было уже дополнять и украшать. Это, знаете ли, надо было уметь. Великолепная самоирония без малейшего переигрывания, спокойствие олимпийское, сфинксическое, да будет мне позволено так выразиться, вместе с тем стремительность и лёгкость совершенно необычайные, органическое очарование, эпическая живость, природный аристократизм, хохоток колокольчиком, и брови вразлёт... Коль скоро уж я перешёл к киноведению по гендерному признаку, следующей записью на эту тему, наверное, будет «Десять лучших пар кинематографа». С этой романтичнейшей пары тогда обязательно и начнём.

Джодель Ферланд — Страна приливов. Возвращение Алисы

Я никогда не любил фильмы про детей, потому что дети, как правило, не умеют играть. Деревянно-ходульные, застывают они перед камерой, усердно, со школьным выражением зачитывая положенные им реплики. Увы! Они пребывают в плену, дети, у взрослых дядь и тёть, делающих фильм. Эта уникальная девочка совсем не такая: она свободна как ветер над безбрежным полем, по которому носятся запредельные белки и странный умственно отсталый господин, собирающийся убить акулу-великана. Фильм сам по себе уникален; девочка делает его уникальным вдвойне. Ни малейшей зажатости, ни малейшего переигрывания, буддийская погружённость в себя, сосредоточенное и первозданное детское одиночество, весёлый и мудрый аутизм самодостаточного человёнка — в этом кино она играет как в детском, так и в актёрском смысле на высачайшэм, как у нас любят выражаться, уровне. Алиса возвращается в страну чудес; зритель погружается в великолепный мир целомудренного и возвышенного детского бреда, в тысячу раз более настоящий, чем постылая взрослая реальность. Четыре мёртвых кукольных головы — ах, какие диалоги она с ними ведёт! Только вслушайтесь в этот священный лепет. Кому из нас под силу так лепетать?

Надежда Румянцева — Девчата. Made in USSR

Её называли Чарли Чаплиным в юбке, да ещё и советским. Но, конечно, куда там унылому Шарло до этой егозы. Какой там Чарли Чаплин, тут настоящая динамо-машина! Исполненная победоносной энергии, бодрая, неунывающая, ловкая, косолапая и нагловатая маленькая героическая женщинка Страны Советов. Образ архипозитивный, на удивление цельный и свободный от нравоучительной идеологической фальши. Помните знаменитую сцену с бутербродом? По-моему, это замечательно. Замечательно сыгранный замечательный оптимистический экземпляр советской женщины, сейчас таких уже не делают. Так сказать, где вы, приветливые лица, огоньки весёлых глаз?.. Где-то в девяностые прошлого века решили было снимать продолжение, но, слава богу, не стали. Представляю, что бы они наснимали, упадочники! Да и вторую такую Румянцеву попробуй найди.

Сигурни Уивер — Чужой. Гуляй-город

«— Вы похожи на «гуляй-город».

— Это что еще? — сердито спросила она. Кутузов любезно объяснил:

— Сооружение, которое в старину употребляли для осады городов.

Марина, шевеля густыми бровями, подумала, вспомнила что-то и, покраснев, ответила:

— Очень грубо».

Этот диалог из бессмертного романа «Жизнь Клима Самгина» не могу не вспоминать каждый раз, просматривая бессмертную квадрологию. Ну и приевшееся некрасовское «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Вот вам, пожалуйста, даже не конь и изба, но Чужой и космический корабль, ни больше ни меньше как. Так что не только в русских селеньях бывают такие женщины. Что очень важно: перед нами не просто гуляй-город и вовсе не здоровенный мужиковатый боевой бабец, боевик без писюна, но сильная личность со всеми женскими слабостями, кудряшки присутствуют. Женщина остаётся женщиной, распатронив самых отъявленных монстров космоса! Разумеется, она из породы тех дам, решительных, боевых и бескомпромиссных, которые должны вызывать восторг у своих товарок. Такая тётя не даст советов в духе женского журнала, она крушит окружающее куда задорнее и искромётнее надувного Рэмбо. Мне кажется, угнетённых женщин Востока и Запада этот образ должен радовать даже больше, чем нас, мужчин.

Джоди Фостер — Молчание ягнят. Девушка интеллигента

Тот не самый типичный случай, когда «Оскар» не указывает на достижения в области банального. Подробно я писал о её роли здесь: http://www.tov.lenin.ru/ideas/maniac.htm, так что расписываться особо не буду. Добавлю только, что в последний раз созерцая фильм, задумался о характерной холодности справедливой девочки Клариссы. Немаловажная, знаковая и интересная деталь: добро её с холоду, отстранённое, и сам инфернальный доктор, капризник, проказник и пижон, гораздо более эмоциональный тип, со своими характерными привязанностями и отвращениями, симпатиями и антипатиями.

Наталья Гусева — Гостья из будущего, которое так и не наступило

Вот ещё один выдающийся ребёнок, сделавший культовым заурядный советский трэш. Особо и не играя, малютка навсегда запала в душу взрослым и детям времён предперестроечного упадка. Надо сказать, будущее в «Гостье из будущего» тоже упадочное, немаскируемо убогое, сирое и сырое, с роботом-долбоёбом, корявыми космолётами из фанеры и вялыми инопланетянами, оклеенными фольгой, такими скучными, словно бы не с Альфы Центавра явились оне, а с бардовской совковой кухни. Будущее глазами очень ограниченного и малограмотного позднесоветского мастера культуры, уже угасающий и потому фальшивый коммунистический пафос в его изображении только отвращает. А девочка поднимает планку, и как поднимает! «Глазищи во, и смотрит не по-нашему», — точно определяет её толстый школьник, один из персонажей фильма. Ненашенский, воистину ненашеский у девочки взгляд — взгляд человека, причастного тайне. Помните, у Блока? Причастный тайне, плакал ребёнок... Глазищи Алисы Селезнёвой, очи синие, бездонные, как у Блока же на дальнем берегу, спасают среднебездарный, унылый и затянутый, фильм, вытягивают его на метафизический уровень, они, в отличие от самой Алисы в сцене прощания с глупыми школьниками — самой пронзительной и лучшей в фильме — не лгут. В этих чудесных, исполненных футуристического сплина глазищах, несмотря на песню про прекрасное далёко и внешнюю бесстрастность, малоподвижное куклоподобие героини, читается печальное и сбывшееся пророчество о том, что будущее мы просрём. Так и есть, сами того не заметив, мы убили его, но будущее, настоящее, великолепное будущее, будущее, о котором не блеял вам Гребенщиков, оно всё-таки было! «Я не расскажу вам, товарищи, что коммунизм никогда не наступит, и прекрасное далёко будет к вам жестоко, впрочем, по вашей же вине, и вообще меня нет, нет даже представленных в данном b-movie дебильных картонных декораций будущего, а уж тем более нет и глупых вас», — вот что зашифровано в недетски грустном взгляде девочки из несбывшейся эры. Фаны — их много, они большие уже дяди и тёти — смотрят на всё это, с ужасом понимая, что потаённая возможность коммунизма, эксклюзивного земного рая — она таки существовала тогда, в странные времена корявых совков, надоедливых пионеров, убогих фильмов, автоматов с газировкой, кефира в стеклянных бутылках, погонь за жвачкой, примитивного цинизма и пещерного идеализма, будущее еле-еле, но дышало уже, тянулось к небу, хилое и прозрачное, едва заметными неокрепшими ростками, отражаясь в синих глазах девочки-загадки Наташи Гусевой, принёсшей пророчество, и будущая смерть будущего от наших рук и ног отражалась там же, а мы раскрыли тайну этих глаз только сейчас, только сейчас, но поздно, поздно, будущее никогда не наступит, пионеры сорвали галстуки, в супермаркетах полиэтиленовые пакеты, а на улицах джипы и бомжи, и недвижим, спокойный, мертвец в Мавзолее, и мы прокляты, прокляты, оправдания же нам нет — никому.

Елена Майорова — Возвращение броненосца. С гибельным восторгом

Сильная, темпераментная актриса с трагической судьбой. Запомнившийся персонаж — Верка из «Возвращения», фихтивная жена красного конника Герца, разбитная, развратная и грубая деваха, весело, кувырком катящаяся под откос. Сочно и достоверно, с лёгкостью небывалой, сыграна бесстыжая весёлость эта, при ближайшем рассмотрении оказывающаяся обречённостью, господа, именно так, обречённостью. Тяга к явлениям высшего порядка и экзистенциальный ужас существования, каким бы разухабистым оно ни было (чаще всего даже чем разухабистей, тем ужасней) — если две этих штучки вдруг отыскались-прозвенели в вас, избавиться от них уже никогда не получится, будь вы даже Верка с одесского двора. Замечателен эпизод, когда она, расфуфыренная, запыхавшаяся после пошлого еврейского танца, едва слышно, с мольбой, обращается к своему фиктивному экс: «mein vogel, возьми меня обратно! Возьми, а?» — а тот, запакованный во френч, будёновку, бороду и и пенсне, едва качает головой отрицательно. Конечно, такой, как Майорова, должно было быть тесно в гнусном российском кинематографе девяностых, мелкотравчатые роли тогдашние не по её размаху были, дикому и гибельному. В «Мелком бесе» тоже хороша она, шустрая, всезнающая и безжалостно хохотливая, как ворона. Какой талантище был, ни на какой другой не похожий! Царствие небесное.

Роми Шнайдер — Людвиг. Разрушительница воздушных замков

Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно, восклицал поэт. Если воздушные замки воздвигают, значит, кому-то нужно их разрушить. В жизни каждого мало-мальски стоящего мужчины появляются воздушные замки, появляются и женщины, чьё призвание — разрушить эти замки до основанья. Получается ли у них что-то, это другой вопрос. Роми Шнайдер в «Людвиге» сыграла ни много ни мало императрицу, разрушающую воздушные замки короля, и отлично сыграла. Слова «императрица» и «король» мы можем здесь употреблять без иронии и скидки на человеческую приземлённость, заглавные персонажи действительно императрица и король в первозданном, сказочном смысле. «Такие правители, как мы, в истории не оставляют следа», — заявляет она ему поэтому, мудрая, зная, что история делается грубыми руками, и рожи делателей её, добровольных и недобровольных, куда звероподобней, чем лики августейших мечтателей. Кстати, сама Роми Шнайдер отнюдь не красавица, ассиметричная, широкоглазая, но как же утонченно играет она сдержанное достоинство царственной красоты, обременённой тяготами власти, которая на деле и не власть вовсе. Чувство их с Людвигом, лунное, двусмысленное — с её стороны чувство ли, или просто жалостливая симпатия? — исключительно искусно и тонко оно показано, мастерскими штрихами, среди которых ни одного лишнего... Это, конечно, заслуга режиссёра, ношеного и искусного педераста, который, впрочем, не удержался, чтобы не вставить свою эту педерастию в картину. Никаким пэдэ наш добрый король Людвиг не был, он был девственным и самозабвенным романтиком! Это, впрочем, претензия не к Роми, Роми безупречна. Её королева с двусмысленным для нашего уха именем Сиси и есть идеальная роковая женщина на пути романтика, не банальная одноклеточная индюшка, но трепетное дитя заката с усталою душой, неотделимое от жизни здесь и теперь, и не утащить ему, заросшему и гнилозубому, её в свой утлый грот с разузоренных ковровых дорожек.

Дописал и прочитал в интернете, что актрисой года признана сыгравшая пошлую женщину-железо Тэтчер не менее пошлая женщина-мерин Стрип. Нет, уж лучше читайте вы Товарища У.

Лично Товарищ У