Душным летним вечером, не в силах более вариться в темной квартире, опизденелый и непристойно увлажнившийся, я вывалился на балкон с книгой профессора Ломброзо в руке. «Женщина преступница и проститутка», – удивительно емко называлась она [1]. Типа расслабившись, я растянулся на диване. «Если у петуха раздражать чем-нибудь заднепроходное отверстие, – обливаясь потом, читал я, – то, чтобы успокоить свое возбуждение, он садится на яйца и кончает тем, что приучивается высиживать их так же хорошо, как и курица».

На балконе было куда прохладнее, чем дома; мало-помалу я начинал остывать. Чтение увлекало. «У эскимосов женщина во время отсутствия своего мужа может отдаться кому угодно (Parry). “В любви, – сказали они одному русскому миссионеру, – мы поступаем так же, как и морские выдры” (Langsdorff)». О, знойные эскимосские девушки! Какая обезоруживающая прямота. Как я люблю и уважаю прямых и честных людей. Я начал перебирать в уме своих отечественных знакомых. Что могли бы сказать о своей любви они, если бы умели быть столь же откровенными? «В любви мы поступаем так же, как и гремучие змеи»… «В любви мы поступаем так же, как и перелетные птицы»… «В любви мы поступаем так же, как и совершенные свиньи»...

Отвратительный жужжащий назойливый звук прервал мои мстительные и, возможно, несправедливые размышления, заставив встрепенуться. Огромная жирная муха, величиной с пулю, носилась взад и вперед у моего лица. В судорожной траектории ее полета было нечто до такой степени яростное и злобное, что я почувствовал некоторый дискомфорт, если не угрозу. «Ничего, вылетит сама в окно», – подумал я и продолжил чтение. «У племени надовесси славилась женщина, если после известного праздника была в состоянии отдаться 40 военачальникам (Carver)…» Я удивился не только прыти надовесской женщины, но и количеству воевод небольшого, наверное, племени надовесси. Тем временем гадкая муха, разогнавшись, бросилась что есть силы мне в лицо.

Черное, мохнатое, злобно жужжащее насекомое отскочило от моей щеки с отвратительным пробочным звукам. Содрогнувшись от омерзения, я запоздало отмахнулся. Муха повторила свой маневр.

«Да ведь она решила меня отсюда выжить!» – догадался я. Врешь, не возьмешь! Вскочив с дивана, я принялся гонять муху по балкону, стараясь вытеснить ее к окну, чтобы – тонкий расчет! – она вылетела в него, несколько непочтительно используя для этой цели книгу профессора Ломброзо. Усилия мои оказались тщетными.

«Ну, погоди же!» – сказал я ей и пошел в комнату за газетой, с которой гоняться за мухой было бы гораздо сподручнее. Фу, как там было жарко. На столе валялся папиросный номер газеты «Завтра» [2]. «У Александра Блока в неоконченной поэме “Возмездие”, которая дышит пророчеством революции, есть строка: “Кто меч скует? – Не знавший страха!” Только бесстрашие, возникающее в кипятке народного гнева, родит Великого Лидера. Только бесстрашие сделает его угодным Богу и сбережет от яда и пули. Только бесстрашие поведет его в бой с опухолью, как вело оно античных героев, христианских святомучеников, “бомбистов” революции…» – вещала передовица. Почти вдохновившись, я скрутил пафосную газету в трубку и вышел на балкон.

На балконе стояла тишина. С некоторой неуверенностью (но и с тайной надеждой!) решив, что муха все-таки сдалась и улетела, и отметив про себя, что античные герои все-таки худо сочетаются с христианскими мучениками, я снова занял горизонтальное положение.

«Секта адамитов была основана неким Продонусом, который был сторонником учения карпократов и ввел публичное отправление половых потребностей днем, говоря, что то, что хорошо ночью в темноте, не может считаться дурным в дневном свете».

Не успел я мысленно похвалить прямодушного Продонуса, как балкон наполнился противным жужжанием, и старая знакомая спикировала мне в левое ухо.

Вспомнился рассказ моего близкого друга. В детстве он часто обижал бабочек, связывал их ниткой, чтобы они летали гирляндой, или стирал с крыльев пыльцу, а то и отдавал на съедение пауку, любознательно наблюдая. Теперь он видеть их не может, говоря, что они ужасны и при каждом удобном случае бросаются ему в лицо.

Но почему столь агрессивна эта муха? За всю свою жизнь я и мухи не обидел (люди не в счет, тем более что они обижали меня больше, чем я их). Что же, настало время сделать это. Сжав в руке газету, я принял решение: убить.

Будто почуяв это, муха отлетела подальше от дивана, злобно кружа. Медленно, но решительно я двинулся к ней. Вот она присела на стену… Я размахнулся и…

Наискось по белой стене протянулся огромный кровавый подтек, как будто прихлопнули не муху, а слона. Обильная мушиная кровь испачкала и газету духовной оппозиции. Убитое насекомое со стуком упало на пол. Кое-как подобрав его с помощью газеты, я выбросил расплющенный труп в окно.

Присев на диван, я в который раз взял в руки книгу, но взгляд мой был прикован к красному пятну на стене. Отвращение достигло своей высшей точки. Больше находиться на балконе я не мог.

Ты победило, о строптивое насекомое, в этой моральной и психологической войне, победило ценою собственной жизни: ты изгнало меня прочь из рая, назад, в затху и духоту. Убийца, я осужден был вариться здесь, в этой маленькой компактной псевдомодели ада. Ты добилось своего.

Солнце за окном садилось, закат был кроваво-красен, как будто по небу размазали миллиарды непокорных мух. Медленно поджариваясь, я продолжал читать:

«Изолированная и подвергнутая лечению водою с целью вызвать у нее обещание работать и не бредить более офицером, она в течение получаса сопротивлялась водяной пытке, но в конце концов сдалась до того, что дала одеть на себя грубое больничное платье, как я это приказал сделать, чтобы вызвать более глубокий переворот; с тех пор она неустанно работала, не проявляя так резко своего безумия, которое, однако, длится и поднесь, но только в более легкой форме».

1. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство; Женщина преступница и проститутка; Любовь у помешанных: Сборник / Пер. с ит. – Мн.: ООО «Попурри», 2000. – 576 с.
2. «Завтра». Газета Государства Российского. № 32 (559). – Август, 2004 г.

Лично Товарищ У

Здравствуйте, уважаемый Товарищ У и все читатели рассылки!

Нижеследующая новость заставит содрогнуться всех, кто дружит с английским языком.

The European Commission has just announced an agreement whereby English will be the official language of the European Union rather than German which was the other possibility. As part of the negotiations, Her Majesty's Government conceded that English spelling had some room for improvement and has accepted a 5-year phase-in plan that would become known as «Euro-English». In the first year, «s» will replace the soft «c». Sertainly, this will make the sivil servants jump with joy. The hard «c» will be dropped in favour of the «k». This should klear up konfusion, and keyboards kan have one less letter.

There will be growing publik enthusiasm in the sekond year when the troublesome «ph» will be replaced with the «f». This will make words like fotograf 20% shorter.

In the 3rd year, publik akseptanse of the new spelling kan be expekted to reach the stage where more komplikated changes are possible. Governments will enkourage the removal of double letters which have always ben a deterent to akurate speling. Also, al wil agre that the horibl mes of the silent «e» in the languag is disgrasful and it should go away. By the 4th yer peopl wil be reseptiv to steps such as replasing «th» with «z» and «w» with «v». During ze fifz yer, ze unesesary «o» kan be dropd from vords containing «ou» and after ziz fifz yer, ve vil hav a reil sensibl riten styl. Zer vil be no mor trubl or difikultis and evrivun vil find it ezi tu understand ech oza. Ze drem of a united Urop vil finali kum tru. If zis mad yu smil, pleas pas it on to oza pipl.

Aguda