Эта небольшая работа затрагивает, на мой взгляд, важнейшие и актуальнейшие моменты беларуско-российско-украинских отношений — затрагивает, может быть, не всегда корректно и деликатно. Я не задумывал ее специально — пожалуй, у меня не хватило бы духу сознательно подымать столь сложную и многозначную тему. Ее материал рождался спонтанно в переписке по самым насущным вопросам с людьми с самых разных частей света, имеющими самые разные политические и культурные позиции. Этих людей объединяет одно: им небезразлична судьба наших государств и отношений между нашими народами.Мне захотелось написать на эту тему именно с позиций, традиционно считающихся левыми — при том, что ни к левым, ни к правым я себя не отношу. Дело в том, что в левом, «интернационалистском» дискурсе российский империализм как-то не принято обсуждать на русском языке — при том, что борьба с империализмом есть традиционный левый конек. В этом просматриваются неправда и лукавство, завуалированное несоответствие антиимперским принципам, которые являются базовыми для настоящей левой. Постсоветские левые часто и обоснованно говорят об опасности американского, шире — западного империализма для бывших республик СССР. Я взял на себя однозначно неблагодарный труд обратить внимание антиглобалистски настроенного русскоязычного читателя на империализм «второго эшелона», стремящийся из нашего прошлого шагнуть в настоящее и будущее. Многим это будет неприятно, но если проблема существует, прятать от нее голову в песок значит делать ее еще более неразрешимой.
Лично Товарищ У
Александр Блок |
I
Большая славянская беда
Беда не только беларуского и украинского, но и русского народа — в стремительно становящемся модным «имперстве», весьма заманчивом для него внешне после десятка лет непрерывных унижений. «Имперство» воспринимается как панацея и даже как единственно возможная форма существования народа России — между тем как и для этого народа оно означает окончательное и фатальное закрепление кабалы. Как человек, видевший националистов и представителей разных народов разных мастей, могу совершенно беспристрастно засвидетельствовать, что на почве национальных поражений и неудач в последние пять лет в России взлелеяно такое неразумное и безосновательное национальное чванство, равными которому по деструктивности могут быть разве что украинско-белорусские национализмы, неизбывно и фатально сельские. При этом радеют об империи наиболее этой империей придавленные. Между тем, вопрос ставится очень просто: что является приоритетом — империя как таковая или справедливое устройство общества? И зачем вообще нужна империя, если она угнетает своих граждан? Более точно — кому нужна?
«Империя — государство, глава которого — монарх, король, император. Как правило, имела колониальные владения», — пишет старый добрый Советский энциклопедический словарь. Упор поставлен абсолютно правильно. Главное в империи — это император, а вовсе не патриотизм и любовь к родине ее подданных. Скорее наоборот, в классической империи патриотизм есть нечто совершенно чужеродное (само понятие патриотизма возникло во Франции, когда она декларировала отказ от имперскости). Можно сказать и по-другому: империя — это захватнически-колониальная форма существования нации, характеризующаяся жестким подавлением свобод, в том числе свобод коренного населения. Сильное, мощное, блистательное государство и империя не всегда одно и то же. Империя всегда основана на несправедливости. Союз Советских Социалистических Республик, первое в мире государство сверхидеи, неотвратимо разрушился, как только стал приобретать черты империи, а режим старой Российской Империи был более антиславянским, нежели славянским. Сказанное относится не только к украинцам и беларусам, но и к русским: когда мировые рынки были завалены российским зерном, российские же деревни умирали с голоду. Этот режим и возрождается сегодня потихоньку, неспроста даже Чубайс говорит уже о «либеральной империи» (еще Ельцин с Киселевым, помнится, очень хотели возродить монархию). Империя и может быть возрождена только и исключительно в виде газового чубайса, нещадно кровососущего собственных подданных. Есть доминирование рациональное и адекватное в западном стиле, а есть иррациональное и саморазрушительное, как в Российской Империи, когда угнетение окраин достигалось фактически за счет угнетения «великорусского» населения. Сама форма русского империализма была максимально отчужденной от самих русских как нации. В сущности, он поставил в свое время русский народ на краю пропасти (и ставит сейчас). Сопротивляясь, этот народ дал много славнейших борцов с империализмом. Наряду с Московией, Россией царей, сатрапов и держиморд, была и другая Россия, лучше сказать Русь — разночинцев, бегунов, правдоискателей и мальчиков с горящими глазами. А сегодня русский народ снова, исходя дозволенным восторгом, зовут запрячься в старый имперский хомут. Но долго, если все-таки запряжется, он в этом хомуте не протянет.
Феодально-вертикальная конструкция в 21 веке неизбежно распадается. Связи должны быть горизонтальными. Возьмем великие и ужасные Соединенные Штаты Америки: столица этого государства находится в Вашингтоне, а, скажем, Лос-Анджелес город еще более внушительный. Нью-Йорк, в свою очередь, покруче Лос-Анджелеса. Это обеспечивает равномерность напряжения в системе, и такая система оказывается гораздо более прочной, чем предельно централизованная имперская, которую мы веками постигали на своих территориях. Согласно этому же принципу развиваются и Европейский Союз, и Китай. Такой принцип, как перспективу, имел в виду и Ленин при создании Союза Советских: он понимал, что в противном случае рано или поздно распад будет неизбежен. Наследники повернули назад, и тем самым именно к распаду. В сегодняшней России именно Москва является рассадником антироссийского зла.
Империя не может не грабить — иначе она не империя. Иное дело, что Российская Империя грабила «коренных» почти столь же активно, как и «некоренных», что несколько неожиданно дает повод ее поклонникам говорить о небывалых уступках и услугах, сделанных присоединенным территориям. Между тем, сам этот факт весьма понятен — какое дело было, например, Екатерине Второй «Великой», взбалмошной немке, до русского народа? Конечно, украинцев и беларусов она мучила больше и изощренней, потому что русские как бы формально были ее коренным народом, но в общем и на тех, и на других она смотрела одинаково отчужденно, как на человеческий материал, и мытарств хватало на всех, пусть и не совсем чтобы поровну.
Новая Российская Империя, которую заклинают возродиться многочисленные черносотенцы, не станет второй Великобританией, но не из-за какого-то особого гуманизма — гуманисты империй не создают. Не станет она второй Великобританией по той простой причине, что в ХХI веке это уже невозможно. Тем более невозможен такой архаичный механизм, каким была империя русских царей. Но вот крупную катастрофу в восточноевропейском регионе ее вожделения спровоцировать еще могут. Повторим еще раз: многонациональный Советский Союз двинулся к распаду, как только начал приобретать черты империи. Такова неизбежная закономерность данного исторического этапа развития. Кстати, тем, кто не желает видеть русских сильной и значимой нацией, это только на руку. Внимательно изучая политику и характер идеологической экспансии этих сил в последнее время, приходишь к выводу, что они уже осознали это.
Нередко в русских шовинистических кругах муссируется вопрос об империи как единственно возможной форме существования России. Одна из моих российских читательниц написала: «у меня складывается впечатление, что кому-то очень хочется превратить народ России в послушное стадо». Это действительно так, более того, судя по всему, превращение уже идет; идет активная подготовка к тем временам, когда грядущему стаду нужен будет пастух — «император».
Оставим в стороне моральные вопросы имперского существования, просто спросим — а за счет чего может сегодня Россия на него претендовать? Да, экономический подъем налицо — смехотворно маленький, по сравнению с тем, каким он мог бы быть, учитывая коньюнктуру цен на энергоносители, при подлинно национальной власти. Да будь он и таким, каким мог бы быть — пуская газы, империю не создашь. Империю, учит история, может создать народ, имеющий достаточно сил, энергии, жертвенности и фанатизма — о русском народе сегодня сказать этого никак нельзя.
Однако ему хотелось бы сейчас империи, потому что, усталый и униженный, обработанный умелой пропагандой, он вожделеет сильного, мощного и грозного государства. «В конце концов, у нас есть труба, — думает он, — и с помощью трубы мы вернем былое величие». Однако же труба находится не в его руках, но в руках тех, кому на него, по большому счету, наплевать — зато не наплевать на империю, которая является самым удобным способом пользовать таких как он. То есть, на данном историческом этапе в России былые компрадоры уже жаждут не хаоса, а империи — она является наиболее выгодным для них строем. Грубо говоря — наворовались, а теперь наворованное надо за собой закрепить, да так, чтобы и рта никто не посмел раскрыть. Иное дело, что кишка, или труба, для империи, у них по-прежнему тонка, да и вообще трубами империи не строятся. Понятно, откуда идут такие настроения: Россия как многонациональное государство существует, а интернациональной идеологии уже нет. Народы неизбежно поворачиваются к национализму, а властолюбцы из Москвы очень хотели бы сделать этот национализм имперским, чтобы загребать еще больше. Но это не выход, это тупик.
«Воровство под лозунгами либерализма и демократии ни разу не опрично, — пишет известный сетевой публицист Михаил Вербицкий. — Воровство под лозунгами церковности и консерватизма и патриотизма суверенно, церковно и опрично. Позиция совершенно обычная. В принципе — очень часто марионеточные, клептократические режимы сырьевых придатков изображают непоколебимую борьбу с западным империализмом. Сесе Секо Мобуту, столь любимый евразийцами, организатор отстранения и убийства Патриса Лумумбы, оказался у власти в результате спец-операции ЦРУ, упразднил «демократию» и превратил свою страну в «сырьевую империю» не хуже путинской. При этом он переименовал все города на негритянский манер и ежемесячно вешал агентов Запада на площадях публично».
Тоска по сильной руке лезет изо всех щелей. Как аксиома, вколачивается тезис, что «сильный лидер во главе государства — это благо для его народа». Вроде бы и верно, да не всегда. Гитлер был лидером в несколько раз сильнейшим, чем все современные ему лидеры вместе взятые — но то, что он в конечном итоге принес своему народу, трудно назвать благом. Мало иметь сильного лидера и сильное государство, важно еще, чьи интересы этот лидер защищает и для кого это государство создано. Не стоит ждать усатого дедушку в мягких сапогах, который придет, покуривая трубку, и расстреляет всех супостатов. Опыт показывает, что расстреляет он как раз тех, кто больше всех его ждал.
В реальности имперские замашки пока влекут за собой не имперские победы, но разрыв связей между исторически близкими народами. Вред от такого рода амбиций может быть и гораздо более фатален, вплоть до военных столкновений и терактов. Дело идет не к поднебесной номер два, но к фатальным межнациональным конфликтам. В том, что вечно пугающий Россию Запад эту враждебность подхватит и будет всячески ей способствовать, сомневаться не приходится. И это проблема для русских гораздо бOльшая, чем упрочение власти очередного бананового диктатора, возжелавшего стать императором. Три народа, исторически спаянных и имеющих схожие культуры, могли бы нуждаться друг в друге именно сейчас, чтобы сохранить свою подлинную независимость. Но для этого их союз должен быть только равноправным. Возможно ли это сегодня, учитывая повальные имперские настроения?
Между прочим, для России «имперский» вопрос еще и напрямую связан с вопросом территориальной целостности. Каким образом? Вовсе не таким, как кажется на первый взгляд.
Вот довольно свежая статистика с сайта ВЦИОМа:
«По итогам опроса ВЦИОМа выяснилось, что неприязнь к москвичам значительно выросла за последние 10 лет, и одна из главных причин этого непропорционально высокий по отношению ко всей России уровень материального благополучия жителей столицы. Сопоставление с данными опроса ВЦИОМ 1993 г. показало, что доля респондентов, отмечающих напряжение в отношениях между москвичами и жителями других регионов, возросла с 44 до 74%, в том числе с 19 до 44% возросла доля тех, кто считает эту неприязнь «сильной» и «очень сильной». И лишь 17% опрошенных в настоящее время не фиксируют такой неприязни.Интересно, что наличие напряженности в этих отношениях чаще констатируют жители столиц, а не провинций; ее также чаще отмечают респонденты с высокими доходами. При этом подавляющее большинство респондентов более или менее определенно считают, что Москва живет, главным образом, за счет регионов. И этот показатель достаточно стабилен — за 5 лет доля респондентов, разделяющим эту точку зрения, осталась практически без изменений (81-82% опрошенных). Как и следовало ожидать, нестоличные жители чаще склонны соглашаться с утверждением об иждивенчестве Москвы — от 81 до 85% опрошенных. Да и среди самих москвичей и петербуржцев так полагают 72% респондентов. Реже других эту точку зрения разделяют респонденты из самой молодой (18-24-х лет) и самой старшей (старше 60 лет) возрастных групп — по 76%.
На вопрос о том, с чем связан более высокий уровень благосостояния москвичей по сравнению с жителями России в целом, 47% респондентов отвечают, что в Москве как столице сконцентрирована вся власть и деловая жизнь страны; 43%, — что здесь оседает большая часть налогов крупнейших российских компаний; 32%, — что здесь больше возможностей заработать; и 23% — что ее мэр Юрий Лужков активно защищает интересы москвичей. Идеи, что в Москве живут более энергичные, усерднее работающие люди, или что большинство москвичей живет примерно так же, как средний россиянин, не нашли массовой поддержки респондентов. То, что в Москве больше возможностей для заработков, чаще других отмечают москвичи и петербуржцы — 42%, а также респонденты, оценивающие свое материальное положение как хорошее — 41%. Кроме того, респонденты этих групп реже других акцентируют внимание на том, что в Москве оседает большая часть налогов от крупнейших компаний».
А вот еще одна новость примерно того же времени.
«Лужков: Годовой бюджет Москвы превышает бюджет Украины. На 9-ю Международную выставку недвижимости «Экспо-Реал» в Мюнхене Юрий Лужков и московская делегация прибыли в качестве почетных гостей. Мэр Москвы сразу заявил на открытии выставки: «Москва вышла на первое место в мире по объему строительства, обогнав даже Шанхай и Пекин, готовящихся к Олимпиаде». И действительно, столица России строит в год 5 миллионов квадратных метров жилья, сообщает uaclub.net.Прислушавшись к этим цифрам, почтенный министр экономики Баварии Эрвин Хубер заметил, что будь у него пара свободных миллионов, обязательно вложил бы свои деньги в московскую недвижимость. «Но, увы, — подытожил он — я всего-навсего бедный министр».
«Бюджет Москвы на сегодняшний день уже значительно превышает бюджет Украины! И следующая наша цель — сравняться с Баварией», — отметил Лужков.
Годовой бюджет Москвы — $30 миллиардов, Украины — $25 миллиардов, Баварии — $45 миллиардов».
Понятен в этом свете интерес Москвы «прирастать новыми землями». Российские регионы, из которых высасываются жизненные соки, в какой-то степени этот интерес разделяют: если русская земля действительно «прирастет», возможно, из них будут выдаивать немножко меньше, с учетом «приращенных» земель. Но в действительности, если копнуть поглубже, реальный интерес у них будет совсем другой. Осознание этого интереса, с одной стороны, и народное озлобление в отношении метрополии, с другой, могут привести к реализации самого негативного сценария.
Мои корреспонденты — российские патриоты — с ужасом пишут о надвигающейся на их родину феодальной раздробленности, которая просматривается как реальная перспектива для России с ее сложным геополитическим положением («здесь вам не Америка среди океана, кругом враги!»). Ну, во-первых, если в России до сих пор возможна феодальная раздробленность, то она проиграла так или иначе. Во-вторых, не является ли эта раздробленность следствием архаичной и неэффективной сверхцентрализации?
Известный российский философ Вадим Штепа, подробно и беспристрастно исследовавший эту тему, выражается на этот счет гораздо спокойнее:
«Северные и сибирские регионы, которые уже устают терпеть колониальную эксплуатацию и присвоение их сырьевых богатств кремлевскими олигархами. Но вряд ли следует ожидать буквального повторения «распада СССР» — северяне и сибиряки вовсе не заинтересованы в «отделении» друг от друга. Их культуры гораздо ближе, чем у республик бывшего СССР, поэтому здесь, скорее всего, возникнет открытая конфедеративная общность, основанная на прямых равноправных связях между регионами — но без грабящего их «вертикального» центра. Это вообще мировой процесс глокализации — замены централистских государственных структур сетевыми и межрегиональными, — а не какой-то специальный заокеанский или инопланетный «заговор против России». Просто колесо истории продолжает вращаться — как бы кому ни хотелось его остановить».
Беседуя недавно с самым что ни на есть россиянином, математиком из Новосибирска, я был несколько удивлен. Редкий галичанин скажет о Москве так, как говорил он. Столицу он ненавидит, справедливо считая ее обирающей до нитки весь его регион. Говорит, что серьезным сепаратистским настроениям мешает одно — китайское засилье: москвины-де хотя и ведут себя как оккупанты, да все же более китайцев на русских похожи. И это — явление далеко не единичное.
Кстати, о Китае. Современный Китай — хороший пример сетевой системы, хотя ситуация с соседями отличается у него от штатовской. А Европа? Прямая геополитическая аргументация в какой-то степени актуальна для времен феодальной раздробленности, но решающего значения не имеет. Более того, при сильной внешней угрозе разумно как раз распределять силы равномерно. А росту НАТОвских баз у российских границ способствует и имперское шапкозакидательство со стороны России, соседи которой рассуждают таким образом, что если выбирать между империей дальней и империей ближней, да еще и зависимой от дальней и вторичной по отношению к ней, нужно выбирать дальнюю — она как минимум за океаном.
«Да, русское правительство, будь это царь, или же Генеральный секретарь ВКП(б) (КПСС), проводило политику русификации подвластных народов, этого нельзя отрицать, также как и правители других империй, но причем здесь русский народ?» — написал один мой читатель. Русский народ здесь причем исключительно как пушечное мясо. Об этом я и толкую плачущим, плюющимся и рвущим рубаху на груди, обвиняющим в своих письмах меня в том, что я «русофоб». Отождествление себя с государством у этих людей дошло до той степени, ни один из них не способен даже поставить перед собой элементарный вопрос: а зачем мне такое государство?
Удивительно, но когда я своим русским читателям начинаю говорить о том, о чем сказал выше, меня называют ненавистником русских. При этом считается, что русских обожали Петр или Жуков, приготавливая из них пушечное мясо в больших количествах.
Нет, отношение к русскому народу у меня по-прежнему самое нежное. Для меня самым величественным воплощением русского народа, символом его величия, являются две фигуры начала прошлого века — Максим Горький и Федор Шаляпин. Выходцы из низов общества, скитальцы и босяки, имевшие такой громадный гений и такую упорную волю, что смогли прорваться через все сословно-крепостнические перегородки, поставленные на их пути косным и мракобесным обществом, и поразить весь мир мощью и глубиной своего дарования. Можно ли не любить народ, который способен был, наперекор всему, рождать таких титанов? Даже если сегодня символом его является Путин, Киркоров и сериал «Менты»?
II
От какого наследства мы отказываемся?
Нежелание Беларуси и Украины сдавать суверенитет Москве рассматривается многими гражданами России как измена. Причина здесь не только в недавно общей истории, но и в активно ведущейся в России и за ее пределами имперской пропаганде. Один из главных мифов этой имперской пропаганды — «Россия-де не грабила, а одаривала свои колонии». С удивлением констатирую, что миф этот находит отклики в самых разных слоях населения не только России, но и ее «славянских братьев». «Бойтесь данайцев, дары приносящих», — такая фраза вспоминается в этой связи. «Одаривать ведь можно не только колбасой, но и покровительством, защитой, опекой. И ведь все верно. Одаривала, защищала, опекала, спасала, освобождала? Да. Можно играть словами, называть освобождение оккупацией, а Россию агрессором, но факт остается фактом — если бы не Россия, если бы не русский народ, многих из тех стран (как и их народов), которые входили в состав СССР, сегодня бы просто не существовало. Кто-то (как грузины и латыши) был бы истреблен, кто-то (как украинцы) потерял бы свою идентичность. Мне очень неприятно напоминать «братским» народам о долге памяти перед Россией», — пишет один мой корреспондент. Неприятно и мне заниматься национальными разборками, но шовинистические мифы должно безжалостно разрушать. Не хотелось бы ворошить долг памяти перед Империей, но раз уж ее сторонники требуют этого — ничего не поделаешь, нужно отдать.
Попробуем предельно конкретизировать наш разговор. Ну вот например, весьма многие пишут об украинской идентичности, за сохранение которой украинцы должны отдать долг Москве — а вот ведь не хотят, русофобы. Давайте же напомним им, бессовестным, за что они должны ее благодарить. Кое-что навскидку с сайта historyua.narod.ru:
1686 г. — Ликвидация автономии украинской церкви, насильственное присоединение Киевской метрополии к Московскому патриархату и установление тотального контроля над украинским просвещением со стороны Москвы.1689 г. — Запрет Киево-Печерской лавре печатать какие-либо книжки без разрешения московского патриарха.
1690 г. — «Анафема» Московского собора на «киевские новые книги».
1708 г., ноябрь — Разрушение и сожжение гетьманской столицы Батурина по указу Петра I. Уничтожено все 6000 его населения, включая женщин и детей.
1709 г. — Указ Петра І об учреждении цензуры при печатании украинских книг у Москве. Запрет украинского языка в церквях.
1720 г. — Указ Петра І о запрете печатания каких-либо новых книг в Киево-Печерской и Черниговской типографиях. Старые книги приказано исправить таким образом, «дабы.... особливого наречия в оных не было».
1721 г. — Уничтожение Черниговской типографии по приказанию Петра I.
1729 г. — Указ Петра II, обязующий переписать с украинского на русский все государственные документы.
1755, 1766, 1769, 1775, 1786 гг. — Запреты Петербургским синодом на печать украинских книг.
1764 г., 10 ноября — Указ Екатерины II о ликвидации в Украине гетьманского правления.
1769 г. — Указ синода об изъятии у населения украинских букварей и украинских церковных книг.
1775 г., З августа — Манифест Екатерины II «Об уничтожении Запорожской Сечи и причислении оной к Малороссийской губернии». Закрытие украинских школ при полковых козацких канцеляриях.
1783 г., З мая — Указ Екатерины II о закрепощении селян в Украине и в Беларуси.
1784 г. — Законодательство о «русификации» начального образования в Украине. Забавный (если не вдумываться) указ Киевского митрополита С. Мславского: священники в украинских церквях обязаны служить «голосом, свойственным российскому наречию».
1786 г. — «Русификация» церковнославянских текстов. Указ об обязательности «чистого российского языка» в Кииевской академии.
1817 г. — Закрытие Киево-Могилянской академии, одного из важнейших славянских культурных центров своего времени.
1831 г. — Ликвидация Магдебургского права на территории Украины и Беларуси. Годом позже будет закрыт Виленский университет на территории Беларуси — последний на территории бывшего Великого Княжества Литовского. А чуть раньше в Беларуси закроют Полоцкую академию.
1847 г. — Разгром «Товариства св. Кирила і Мефодія» в Киеве, арест и ссылка его членов.
1847 г., 5 апреля — Арест и бессрочная ссылка «в солдаты» Тараса Шевченко. Резолюция Николая I: «под наисуровейший надзор с запретом писать и рисовать» (ссылка продлилась до 1857 г.).
1862 г. — Закрытие украинских воскресных и бесплатных школ для взрослых.
1863 г., 18 июля — Циркуляр министра внутренних дел России П. Валуева о запрете печатания книг на украинском языке в Российской Империи.
1869, 1886 гг. — Указы царской администрации про доплаты чиновникам «в десяти Юго-Западных губерниях лицам русского происхождения, исключая, однако, местных уроженцев», за успехи в «русификации» Украины.
1876 г., 18 мая — Тайный указ Александра II о запрете ввезения из-за границы в Империю каких-либо брошюр и книг на украинском языке. Запрет украинского театра и печати украинских песен под нотами (!).
1888 г. — Указ Александра III по запрете украинского языка в официальных учреждениях и крещения детей украинскими именами.
1908 г. — Указ сената Российской Империи о «вреде» культурной и просветительской деятельности в Украине, «могущей вызвать последствия, угрожающие спокойствию и безопасности».
1910 г. — Циркуляр Столыпина о запрете создания «инородческих товариществ, в том числе украинских и еврейских, независимо от преследуемых ими целей». Петр Аркадьевич знал, что делает. «Народы часто забывают о своих национальных задачах, но такие народы гибнут, господа, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают другие, более сильные народы». Так он говаривал. Заметим, Столыпин погребен на территории Киево-Печерской лавры. «Хохлов» принято упрекать в заядлости и национализме, но будь Степан Бандера похоронен на Красной площади, долго ли пролежало бы там его тело?
И т.д. и т.п. Легкий проблеск интернационализма во времена создания СССР (нарочно не беру то, что было дальше — все-таки добрая воля значительного большинства советского народа к равноправию и союзу действительно имела место быть, несмотря на сталинскую реакцию и голодоморы), и снова темно. Я не привожу «славных» дат из истории другой славянской территории — Беларуси, буквально вытоптанной имперским сапогом: здесь все настолько кроваво и мрачно, что могут подумать, что я сгущаю краски.
Смешно, но когда я перепечатал этот перечень в своей рассылке «Запрещенные Новости» (http://subscribe.ru/catalog/culture.people.podzapretom), самое главное и самое пафосное возражение от имперцев состояло в том, что я взял его с «бандеровского сайта». Какая разница — с бандеровского, суворовского или самурайского? Почему никого не интересует, является ли правдой то, что написано, или нет?
Настоящая история «окраин» — одна из печальнейших на свете. Воистину одарившие языком и культурой громадную территорию к востоку от себя, они потеряли независимость в результате действий как запада, так и этого востока, которые, противостоя друг другу, в неприятии беларуской и украинской независимости были очень похожи. Входя в состав Московии, «окраины» имели более высокий научный и культурный потенциал, чем ее «исконные» земли: население «окраин» напрямую соприкасалось с более развитой научно Европой и могло брать оттуда все самое лучшее. Так, например, типографии на их территории, которые так долго изничтожали, и все никак не могли изничтожить, русские цари, были созданы задолго до типографий московских (между прочим, технология печати пришла в Московское государство именно с беларуско-украинских земель). После того, как эти более просвещенные страны окончательно прибрали к рукам, на их территории был устроен настоящий культурный геноцид. Наиболее ценные кадры вывозились вглубь Государства Российского (те, кто стал работать в Империи, оказал громадное влияние на ее науку и культуру), а из «опекаемых» территорий со всеми остальными делались окраины уже не в кавычках, но самые что ни на есть непосредственные. Метод, имеющий солидную историю. Еще Макиавелли писал в знаменитом «Государе»:
«...Верный способ овладеть какой-либо провинцией — это разорить ее. Тот, кому достается город, привыкший к свободной жизни, и он не разваливает его до основания — тот будет сам погребен его жителями, которые всегда смогут прибегнуть к восстанию, провозгласить свободу и возврат к прежним обычаям, память о коих не стирает ни бег времени, ни полученные благодеяния... В республиках... больше воли к жизни, глубже ненависть и желание отомстить; память о старинной вольности не дает им покоя, поэтому надежней всего уничтожать их или туда переселяться».
Империя даже не пыталась использовать весь предоставленный в ее распоряжение потенциал. Умники всегда более склонны к свободе, чем к рабству, а свободолюбивые умники ей нужны не были. Главной задачей было — лишить «окраины» этого потенциала, погрузив их в бедность, крепостничество и невежество, подавив тем самым волю к сопротивлению. Это удалось: некогда просвещенные народы к началу двадцатого века оказались почти поголовно безграмотны. Вот страшная цитата из речи Г. И. Петровского на заседании IV Государственной Думы в 1913 году (написанной Лениным, этот фрагмент мне удалось отыскать только на украинском языке в книге Ивана Дзюбы «Інтернаціоналізм чи русифікація?»):
«Я мушу вам сказати, що розвідка 1652 року архідиякона Павла Алеппського про письменність на Україні говорить, що майже всі домашні, і не тільки чоловічий персонал, але й жінки і дочки, вміють читати. Переписи 1740 року і 1748 року говорять, що в семи полках Гетьманщини — Полтавської і Черніговської губерній на 1904 села припадало 866 шкіл з викладанням українською мовою. Одна школа припадала на 746 душ. В 1804 р. видано було указ про заборону вчитися українською мовою. Результати національного гнету позначаються далі. Перепис 1897 р. показав, що найбільш малописьменній народ у Росії — українці. Вони на найнижчому ступені. Це було в 1897 р. і тоді виходило на 100 душ населення 13 письменних».
Для уничтожения национальной идентичности все средства были хороши. Так, в беларуских губерниях налоги несколько десятилетий собирались не в ассигнациях, а в звонкой монете. Это делало их более тяжелыми в четыре-пять раз. Традицию имперской политики продолжил и товарищ Сталин репрессиями и голодоморами.
Заведомо неблагонадежное — в силу происхождения — население окраин становилось пушечным мясом при любой имперской войне. «Севастополь — город русской славы», а вот армия, воевавшая там, была по этническому составу преимущественно украинской. Знаменитый матрос Кошка — крепостной украинец из Винницкой области, и дети его также умерли крепостными (какова благодарность Империи!). Во время первой мировой к 1917 году из полутора миллионов солдат Западного фронта свыше шестисот тысяч — беларуские мужики. Сравните теперь размеры Империи и ее «северо-западного края». В годы второй мировой Беларусь стала одной сплошной Брестской крепостью, приняв на себя первый удар врага, потеряв каждого четвертого. Минск был разрушен (в очередной раз) на 80%, и когда в 1945 повсюду хлопали салюты, руины его еще дымились. Однако никто там не додумался до «долга памяти» Москвы перед Беларусью.
Парадоксально, но гнет Империи не вызывал у украинцев и беларусов ненависти к русским. В мужичье, большей частью таком же драном, бесправном и ободранном, как они сами, «окраины» не могли видеть врага. Со своей стороны лучшая часть русского народа понимала, что задача борьбы с Империей есть для русских задача национально-освободительная.
Поэтому и сегодня московский шовинизм, несмотря на всю сладкоголосость его соловьев, с трудом находит отклик у русского народа. А причина очень проста: Новгород или Якутск для Москвы являются сегодня (как это было уже в истории) почти такими же «окраинами», как Украина, Беларусь и Молдова. Соответственно и политика в их отношении ведется откровенно захватническая и колониальная. Испытав ее на своей шкуре, они вряд ли станут ее защищать всерьез. Для них в русской истории самое ценное — упорное стремление к свободе, которое веками давили, да так и не подавили. Да и в самой Москве немало людей, понимающих Россию как нечто большее, чем Московская область, и осознающих гибельность имперской доктрины в первую голову для русской нации. Это значит, что и русскую нацию, и идею славянского союза — в очередной раз повторю — равноправного славянского союза! — хоронить еще рано.
Пишущий о славянском союзе не может удержаться от искушения пересказать одну старую, хорошо известную притчу. Она повествует о том, как умирающий отец, давая последние наставления сыновьям, велел каждому из них разломать толстый пучок прутьев; справиться с этой задачей никому не удалось. Тогда старик развязал веревку, стягивающую пучок, и с легкостью переломал каждый прут, заключив: только в единстве, дети мои, вы будете сильны и защищены.
Какая сила на планете методично ломает прутья, толстые и тонкие, а порою и целые связки их? Название этой силы сегодня хорошо известно, и об ее опасности говорится достаточно много. Имя ей — глобализм. Глобализм есть безусловное, повсеместное и тотальное финансовое, политическое, идеологическое и военное доминирование представителей наиболее могущественной части мирового капитала. Об угрозе глобализма наиболее прозорливые умы человечества предупреждали задолго до того, как он стал очевидной реальностью. Почти век назад В. И. Ленин писал в предисловии к своей знаменитой работе «Империализм, как высшая стадия капитализма»: «Капитализм перерос во всемирную систему колониального угнетения и финансового удушения горстью «передовых» стран гигантского большинства населения земли». Аппарат угнетения сегодня развит настолько хорошо, что это угнетение влечет за собой в худшем случае фактическое уничтожение угнетаемых наций, в лучшем случае их превращение в сырой рабочий человеческий материал, навоз глобализма, властвующего, в числе прочего, по старой заповеди — разделяя.
Опасность глобализации, как и разрозненность антиглобалистских сил, хорошо понимается самыми разными представителями интеллектуального сопротивления стран второго и третьего эшелона. Однако эта разрозненность так и не преодолена. Вожделенная альтернатива имеет два мощных противоположных друг другу полюса: революционный и консервативный (названия эти, разумеется, не описывают всего идеологического многообразия альтернативы и связаны с традицией и революцией, как историческими процессами, не напрямую). Революционное миросозерцание констатирует вопиющую несправедливость существующего порядка и предполагает его изменение во имя построения нового, более справедливого общества. Миросозерцание консервативное, напротив, воспринимает глобализм именно как сокрушительную смертоносную революцию, призванную покончить с традиционными ценностями и старым добрым устройством мира, окончательно утвердив на земле царство отчуждения. Революционное мировосприятие деятельно и активно; мировосприятие консервативное, напротив, пассивно и безысходно. Если революционная стратегия предполагает наступление, то консервативная стратегия основывается (в рассматриваемом случае) на обороне и только на ней. Понятно, что обозначенные взгляды противоположны, а в большинстве случаев и прямо враждебны друг другу. Но в борьбе, когда приходится и наступать, объединение идет не по принципу за что, а по принципу против кого. Тем более это верно для стран бывшего Советского Союза, идеология которого, в его последние времена, представляла собой довольно сложный и причудливый сплав революционного и консервативного и живет в умах многих его бывших граждан и их детей до сих пор. Однако отдавать себе отчет в различии этих взглядов можно и должно. Как и отдавать себе отчет в том, что глобализм кремлевский является составным элементом глобализма мирового. Далеко не такой уж простой вопрос — с кем и против кого нужно объединяться?
Положение постсоветских стран, разобщенных, вялых, депрессивных, таково, что деятельная и жесткая доктрина противостояния с трудом находит для себя почву. Народ, с одной стороны, напряжен и раздражен до предела, с другой стороны, не настолько силен и уверен в себе, чтобы дать целенаправленный выход своей агрессии. Это вынуждает многих обратиться в агрессивный консерватизм. Но именно агрессивный консерватизм при низком уровне народной энергии вырождается в нечто вредное и бессмысленное, вроде поповского мракобесия или streetfight’а с марширующими геями. Имперские замашки вреднее в десятки раз. Поэтому, какой бы тяжелой и неблагодарной ни была эта работа, сопротивляющимся нужно радикально пересмотреть все традиционные исторические и идеологические установки относительно объединения славян, сделав, однако, это как можно деликатнее, чтобы лишний раз не травмировать и без того неоднократно травмированный постсоветский люд.
Я, впрочем, забываю о деликатности, когда антиглобализм — сопротивление вездесущему финансовому капиталу — пытаются увязать с некогда существовавшей тюрьмой народов, вторым эшелоном этого капитала на начале его существования. Это — подмена подлая и вредная настолько, что говоря о ней, не стоит слишком уж усердно подбирать слова.
Нынешние московские «антиглобалисты» озабочены лишь тем, чтобы западный клин вышибить восточным клином. Не будем сейчас рассуждать, насколько это реально, подумаем лучше, является ли это действительно альтернативной? «А что такое «азиатский глобализм? — вопрошает мой друг Сергей Баландин, — Где и когда он имел место? Вы «глобализмом», вероятно, считаете любой союз, любое многонациональное государство, но это не так. Глобализм — это не просто идея единого мирового правительства, это идея мирового господства нескольких никем не выбранных олигархов-узурпаторов (как только у некоторых язык поворачивается олигархическую власть, покупающую СМИ, правительства, избирательные компании называть «демократической»), это тот же национализм, делящий мир на нации господ и нации рабов, он не подразумевает равенства прав всех людей мира, наоборот, это границы, визы и все более высокие стены, отделяющие богатых от бедных, «избранных» от «отверженных». Или, по-Вашему, русские когда-нибудь проводили подобную политику в своей т.с. «империи»? (Было раз: богатых евреев не пускали обирать бедных гоев за черту оседлости). Даже насильственная русификация (если правда, что она где-то имела место) — это не то же самое. Израильтяне, например, палестинцев насильственно не «иудаизируют», а американцы иракцев не «американизируют», просто превращают в рабов, унтерменшей. Для захвата власти эти олигархи применяют старую политику «divide et impera» (разделяй и властвуй) — и Вы в том им способствуете». Но империализм есть империализм, какие формы бы он не принимал. Даже если это вторичный и несамостоятельный империализм российский. Да и империя в конечном счете была несамостоятельна в общеевропейской игре — несмотря на высокие шапки, дремучесть и православие, а может и благодаря им. Странно видеть подвиг в том, что для украинцев и беларусов не построили черту оседлости. Отгородиться от них стеной значило просто упустить лакомый кусок, который сразу отхватила бы себе не менее алчная Европа. Русификация, напротив, была очень даже желательна, ибо позволяла поглотить интеллектуальные ресурсы более развитой, но менее сильной территории, связанной с культурно и технически более передовым миром. А вот с народами Севера, не видя в том нужды, поступили вполне «по-западному», как понимается западное в рюссо-патриотических агитках. Олигархи применяют старую политику «divide et impera», а один из их отрядов сидит в Кремле и сеет ненависть между народами, раздувая в русских отвратительные украинцам имперские инстинкты. ««Национальная независимость», — продолжает Баландин, — это демагогия, ни один народ в наше время не может жить сам по себе, не будучи под диктатом тех или иных глобальных сил. Украинцы это также понимают, но поддались соблазну и захотели стать вассалами Запада, оставив за бортом своих братьев по истории». Таким образом, одинаковая сущность двух империализмов — восточного и западного — все же признается, но при этом занимается сторона восточного. Такая, какая есть, это позиция, и она вполне сознательна. Позиция наша, представителей народов, потерпевших и от западного, и от восточного империализма, провозглашающих неприсоединение, тоже сознательна. Наученные горьким опытом, мы не хотим подпадать под влияние ни одной, ни другой «глобальной силы», потому что хорошо знаем, чем это заканчивается.
«Советник президента России по геополитике» Дугин в своей книжке, посвященной ей, геополитике, пишет:
«Существование русского народа как органической исторической общности немыслимо без имперостроительного, континентального созидания. Русские останутся народом только в рамках Новой Империи. Эта Империя, по геополитической логике, на этот раз должна стратегически и пространственно превосходить предшествующий вариант (СССР). Следовательно, Новая Империя должна быть евразийской, великоконтинентальной, а в перспективе — Мировой.Битва за мировое господство русских еще не закончилась».
Молодчики из дугинской организации в Киеве прямо заявляют о намерении инициировать референдум о расчленении Украины на две части — одна, грубо говоря, отойдет к России, а другая к Европе. Ни в каком ужасном Вашингтоне не придумали бы ничего лучше, чтобы поссорить два народа. После этого нечего удивляться, что во время т. н. Имперского марша им намяли бока свiдомие украинцы с арматурой.
Национальные отношения — сфера, в которой двойные стандарты процветают, как нигде. К этому можно и нужно относиться с пониманием. Но иногда эти двойные стандарты больно бьют по тем, кто их исповедуeт.
«Россия марширует в имперском ритме… — истекает пафосом дугинский «Евразийский союз молодежи», — Одержимость Империей. Жажда Империи. Страсть строить Империю. Мужество умереть за Империю. Настойчивая воля свести пространство континента в единую имперскую симфонию… Сколько еще пока ненаших — украинцев, беларусов, грузин, армян — мечтают стать нашими, снова воссоединиться в едином братстве имперской страны… Империя — естественная форма жизни для всех нас, как бескрайний простор неба для птиц или таинственные морские глубины для рыб. Мы задыхаемся без Империи, не терпим тюремного существования в пределах жалких клочков государств-наций. Нам подававай свободу от края до края, мы хотим шагать без виз и границ от океана до океана, от земли к небу и выше, к звездам, к Богу. Ведь наша Империя — православная, наследница великой Византии. Наша Империя праведна и поэтому она права».
Отмена границ и виз — это прекрасно. Но вот это «праведна и поэтому права» — почему-то напоминает мне «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».
Единомышленников российских имперцев хватает и на землях, по которым неплохо потоптался в свое время «святой сапог» (один из наиболее замечательных лозунгов «евразийцев» Дугина — «Наш сапог свят!» Есть не менее прелестные, например, «Мертвый, вставай!»).
Встающие мертвые будоражат воображение по ту сторону русской границы. Пишет легендарный украинский националист Левко Лукьяненко:
«Со времен татарского, литовского, польского доминирования над Украиной властвует чужая государственная воля. И украинцы относятся к чужой власти как к чужой: они вынуждены платить налоги, но постоянно ищут повод уклониться от выполнения ее требований или бегут на Запорожье для вооруженного сопротивления.Возможность ускользнуть от власти говорила о слабой организации оккупационной власти. Возможность поехать на Запорожье, воевать против татар и поляков и пoтом возвратиться к своему селу и спокойно доживать свой век показывала народу возможность альтернативной жизни. При этих условиях чужая власть не казалась окончательной, и среди украинцев жила оптимистичная мысль об освобождении от чужой власти и восстановление своей.
С XVІІ ст. на Левобережье, а с XVІІІ на Правобережье устанавливается российская власть. Эта власть не просто увеличивает налоги. Она загнала 30 тысяч казаков на строительство Петербурга, мобилизует мужчин в свою армию и гонит иx воевать со своими врагами.
Она отменяет украинские права и вольности и устанавливает рабство в виде крепостничества. Она репрессирует украинское духовенство и насаждает своих попов, причем обязывает иx доносить власти все, что поп узнает от прихожан на исповеди, если оно касается российских государственных интересов.
Если предыдущие захватчики довольствовались общей покорностью украинцев и уплатой налогов, то московиты полезли в душу украинцам: взялись запрещать язык и убеждать украинцев, что они не украинцы, а испорченные (неполноценные) россияне. Насадили густую сеть своих государственных чиновников, в каждом селе посадили попа-сексота для контроля за мыслями народа, ввели крепостничество, установили громадное налоговое бремя, забирали из сел молодых мужчин в свое войско — все это московскую оккупационную власть кардинально отличало в худшую сторону от предыдущих иноземных властей. Каждый шаг этой власти был глубоко враждебен украинским людям, и в них постепенно углублялось и углублялось недоверие, подозрение, враждебность к власти».
Разумеется, Левко Григорович, как всякий националист, и сгущает здесь краски. Полезно, однако, прислушаться к нему именно как к националисту, ибо он выражает мысли и страхи значительного слоя общества.
Впрочем, то дела давно минувших дней, и разделять сегодня действительно ставшие близкими друг другу народы не стоило бы и было бы ни к чему. Но это разделение становится неизбежным тогда, когда один из них называется для остальных «старшим братом».
Между прочим, старшинство здесь явно узурпировано. Его либо вообще не должно быть, или же, формально, старшим братом из трех должен называться, так сказать, наиболее аутентичный в отношении Киевской Руси и имеющий наибольшее право на ее наследие украинец.
Когда начинаешь непредвзято разбираться в действительных мифах, призванных заменить беларускую и украинскую историю, будь готов услышать упреки в том, что за твоей спиной стоит враг России Сорос, Бжезинский или сама Кондолиза Райс. Интересно, что когда возникает вопрос, какой царь будет стричь народное стадо — свой, российский, или ужасный зарубежный Джорджбуш Адольфович Бжезинский? — русский патриот почему-то активно выбирает своего, исконного. Но для украинских и беларуских крестьян государь был явлением того же порядка, что и сейчас для России Бжезинский, хотя действовал он, как правило, гораздо кровавее и грубее (хотя и понежнее немножко, чем Гитлер).
Бжезинский и компания, да, замечательно точно нащупали слабое место имперской системы — циклопическую централизацию и вековое угнетение «окраин», как национальных, так и географических, которое уже при сталинской тирании стало вновь проклевываться, прорывая корку лозунгов Интернационала. И поняли, на какие инстинкты можно опереться. Пресловутая тактика в стиле «разделяй и властвуй» себя оправдала именно поэтому. Именно потому, что устройство системы таило в себе великодержавный изъян. За него и зацепились «русофобы», и продолжают цепляться — а русские «патриоты», сами того не ведая, им подыгрывают. Они же хорошо знают, что на каждого русского шовиниста рано или поздно найдется свой бандеровец. «Патриоты» тем временем готовы вываляться в грязи с головы до ног назло Бжезинскому, если тот заметит им, что надо, надо умываться по утрам и вечерам.
Практика «с целью последующего уничтожения» — не следствие какой-то особой жестокости русских, немцев, западоидов или кого-то еще. Эта практика — логичное следствие имперской политики. Великая историческая трагедия славян без разделения на русских, руских, литвинов и т.д. состоит в том, что шанс создать свое мощное и самостоятельное государство оказался упущен именно из-за имперско-московского несчастья. Пострадали от него не только «окраины», но и сами русские. И пострадают еще.
«Вне России именно у украинского народа практически не было шансов на какое-либо самосознание и идентификацию — исламская Турция и католическая Польша под боком — только бы пух и перья полетели», — возражает мне один из моих корреспондентов. Но они и сейчас у украинского народа под боком, а идентификация такая, что даже и не дай бог — несмотря на экономические трудности и обилие своих, «домашних», угнетателей. Между прочим, «под католической Польшей» украинская нация чувствовала себя поболее комфортно, чем под православной Россией. Это видно сегодня при взгляде на бодрых западенцев, об этом и товарищ Ленин в свое премя писал: «Царизм ведет войну для захвата Галиции и окончательного подавления свободы украинцев»... «Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо особенно для подавления украинского народа (кроме Галиции, у этого народа нет и быть не может уголка свободы, относительной, конечно)».
Стоит ли вообще поднимать вопрос об исторической ответственности за содеянное русского народа? Не стоит хотя бы потому, что лапотный, безграмотный, подневольный и закрепощенный, этот народ не мог иметь решающего голоса в «русском» государстве, от которого терпел пусть меньше, чем «окраины», но столь же катастрофически. Однако о содеянном Империей следует помнить очень хорошо — хотя бы затем, чтобы сунуть в нос тем, кто требует отдать ей «долг памяти», факты сколь неприятные, столь и поучительные.
Я не «патриот», в том смысле, какой приобрело нынче это слово, к рассказам о том, что «Россия испокон веков одаривала свои окраины» отношусь примерно так же, как к рассказам об «адвечнай беларуска-расейскай вайне», или к «глобусу Украины». Отношение к доктринам «патриотов» у меня примерно одинаковое. Однако, не скрою, я отнесусь к рассказaм о глобусе Украины с гораздо большим пониманием: после векового имперского гнета кого не будет лихорадить! Принудительно превращенные в провинции, насильственно сделанные сельскими от края до края, лишенные великолепной культуры, измученные великодержавными жандармами страны долго еще будут дергаться, познавая трагические страницы своей истории. Но в той мерзости, которую с ними сотворили, они будут обвинять не империю, не царизм, не сталинизм, а русский народ — благодаря усилиям не Бжезинского, нет, но больших русских патриотов. Читая их записки про имперские подарки, они придут к выводу, что русские одобряют сегодня мерзкую и подлую шовинистическую политику, проводившуюся в их отношении.
Русский ли требует «долга памяти» от беларуса, беларус ли от украинца, украинец ли от русского или индеец от американца — это одинаково унизительно прежде всего для того, кто требует. Cтоит ли выдвигать при этом ответный «иск», учитывая то, какой тонкой, болезненной и деликатной является сфера национальных отношений? В конечном счете, вся эта возня вокруг исторических долгов не стоила бы выеденного яйца: народы наши так похожи, и так неплохо понимают друг друга, несмотря на все исторические ухабы и провалы! И все же ясность, пусть в самые деликатные вопросы, внести следует, хотя зацикливаться на этих вопросах не стоит. Само собой разумеется, заядлые националисты есть у каждого народа, это естественно и нормально. Но когда человек говорит о необходимости объединения, а после обосновывает чье-то национальное господство в таком объединении, причем со ссылками на весьма мрачные времена — необходимо расставить все точки над i, чьи бы державные иллюзии ни были при этом ущемлены.
III
Какой союз нам нужен
Левая идея, идея социальной справедливости, до сих пор ассоциируется на постсоветском пространстве с Союзом Советских Социалистических Республик и неизбежно будет длительное время связана именно с ним в массовом сознании и далеко за пределами этого пространства. Именно советский проект был главной альтернативой господству капитала в двадцатом веке, какой бы сомнительной эта альтернатива не казалась в тридцатых и восьмидесятых, и к советскому опыту вновь и вновь возвращаются взыскующие социальной справедливости. Между тем, история этого проекта в СССР весьма неоднозначна. Задуманный как последовательно и непримиримо антиимперский, он уже при Сталине принял черты классической империи (наряду с невиданными доселе в истории социалистическими чертами). Сам процесс перерождения был неизбежен. Усугубленная сталинской косностью, реанимация и безо всякого Сталина должна была произойти: революций без реакции не бывает, это — общий исторический закон. Если в результате завершающего этапа этой реакции Россия якобы должна вернуться к исконной и посконной форме своего существования как империи (что активно приветствуется многими, если не всеми, нынешними ее идеологами), то былые ее окраины, наконец получившие независимость в 1991 году, аналогичным образом должны вернуться к статусу окраин — так рассуждают сегодня не только московские загребательские буржуи, но и тамошние наследники красной идеи, «великодержавные интернационалисты». В первую голову, конечно, это относится к «окраинам» славянским. Действительно, красные, коричневые и голубые в Москве, за исключением немногих людей благородного образа мыслей, одинаково не приемлют независимой Украины и с нетерпением ждут аншлюса Беларуси. Великодержавный реванш представляется единственно возможным, правильным и желанным носителю имперского сознания, называет ли он себя правым или левым, и сегодня среди российских левых существует великое множество энтузиастов, которые с великой радостью подхватят старую песню собирания и приумножения земель русских. Это не только лукавые, ностальгирующие и сладострастные старички кара-мурзилки, но и самые что ни на есть молодые и активные люди. Вопрос о сути, о смысле, о самой возможности, наконец, этой новой, возродившейся империи, парадоксальным образом не так уж и важен для них, продолжающих называть себя коммунистами и интернационалистами — сама идея империи кружит им головы.
Неудивителен великодержавный восторг российских правых и их симпатизантов. Но ведь и левые сегодня по сути ничем от них не отличаются. Ведомые советской инерцией, не желающие видеть и понимать стремительно набирающий обороты имперский реваншизм «социально ориентированные» силы в Беларуси и Украине продолжают мечтать о новом Советском Союзе с центром в современной Москве, объективно служа пятой колонной олигархической России и толкая свои народы к московскому хомуту. Коммунистическая партия Петра Симоненко в Украине, например, активно отстаивает интересы Московского Патриархата перед Киевским, каковая деятельность вообще с трудом вяжется со всей ее идеологией. Много недомыслия, много неадекватности, много ностальгии, но никакой социально-ориентированной, «народной» политикой здесь и не пахнет.
Не скрою, в свое время и я с большой ностальгией относился к безвременно ушедшему от нас Советскому Союзу. Тогда живо было еще мироощущение той общности, которая называлась советским народом, содержавшее в себе солидарность, интернационализм, взаимное доверие и нестяжательство. Мне казалось важным, чтобы эти его позитивные и уникальные черты сохранились, и я сотрудничал или готов был сотрудничать со многими на этой почве. Зря, ибо многими из этих многих, прежде всего «профессиональными русскими», советизм понимался как обыкновенное продолжение Российской Империи, очередной голем под красной тряпкой, очередной способ стричь, «окормлять», лезть кому-то в душу или держать кого то за вымя, коснея при этом в своих дремучести и самодовольстве. Надо сказать, я довольно неосмотрительно закрывал на многое глаза. Сегодня можно констатировать, что мироощущение, о котором я говорил, не сохранилось, и, закрывай не закрывай на это очи, имеет место быть совершенно новая реальность. Советский проект закрыт. С господами, в чьих идеалах я не вижу ничего благородного, под одно знамя становиться я не хочу. Дремучий российский империализм не мой идеал, как и всякий империализм вообще. И кстати, я абсолютно уверен, что его реанимация означает гибель России. Имперское несоответствие эпохе и, как говорится, чаяниям масс уже разрушило в семнадцатом году «тюрьму народов», чем дало возможность родиться оригинальному и уникальному строю. Впервые за несколько веков порабощенные Империей народы, в их, порабощенных, числе и русский народ, имели несколько лет исторического творчества — увы, в крови и огне. Однако инерция была слишком сильна, и созданное жизнеустройство переродилось и выродилось довольно быстро. Выродился Советский Союз, выродилась и коммунистическая идеология.
Сегодняшний «левый», с ностальгией вспоминающий не братство народов, но могущество Империи — безвкусная подделка. Вот великолепный и красноречивый фрагмент эфира радио «Эхо Москвы» — самого либерального, кстати, в России, — с называющим себя коммунистом Сергеем Доренко, бесхитростным не менее князя Трубецкого.
«С. ДОРЕНКО — Практически есть некое ядро российской нации. Историко-культурное ядро. Есть некие границы наши. Белоруссия одна из наших границ. Она же граница исторически была и польско-литовской государственности и даже сердцевиной Литвы той, которая была до Киева и так далее. Мы можем эту территорию, в общем, на нее претендовать. И она нам нужна — чтобы обеспечить торговые пути. Нам нужен белорусский коридор, короче. Нам нужно торговать с Германией, нам нужно быть ближе к Германии. Хорошо бы и Польшу забрать. Но белорусский коридор нам нужен реально. Кто сегодня борется за Белоруссию, не американцы как мы думаем, а как раз молодая Европа. Молодая Европа привлекает американцев к этой борьбе. Молодая Европа вовлекает американцев в эту борьбу за Белоруссию. Но интересы главные там как раз Латвия, Литва, Польша, вся молодая Европа. Польша как наиболее дерзкий член этой молодой Европы. И все остальные. Что нужно России вот реально сейчас. Ни романтики не надо. Лука, извините, Лукашенко кривляется, строит нам глазки, объединяться не хочет. Кто-нибудь не понимает этого? Не хочет. У него страна в кармане, он не хочет ни с кем делиться. Что нужно нам — пророссийская оппозиция, мы должны создать Лукашенко не пропольскую, которая сейчас там, не проевропейскую, а пророссийскую оппозицию. Нужно над этим работать. Раз. Второе. Нужно работать с бизнесом и с верхушкой бюрократии. Почему не с народом? — с народом работать нужно очень косвенно. Потому что белорусский народ доказал и на этих выборах тоже, что он не субъект политики, он лишен субъектности, это не люди, которые делают историю. Белорусы не делают историю. С ним делают что-то. Как мы делаем со снегом. С ними нечто происходит. Они не субъекты истории. Но им надо забыть сейчас об этих массах и нужно сказать: нам нужны губернаторы местные. Мы должны их разложить, коррумпировать, мы должны показать им часы, такие как у Тины Канделаки. И сказать: ребята, вы нищие, щеглы, посмотрите на наших губеров, у каждого по 100 млн. за каждый срок. И мы должны войти вот так. Мы должны абстрагировавшись от Лукашенко и от его народа, войти взять вот эту среднюю часть, бюрократию и бизнес и забрать эти восемь или сколько областей Белоруссии и интегрировать их в Россию и сделать Белоруссию и Россию и забыть об этом страшном сне.Т. КАНДЕЛАКИ — Вы говорите о прорусском президенте.
С. ДОРЕНКО — Да никакого прорусского. Забрать областями, идет русская Брянская область, затем русская Гомельская область…
Т. КАНДЕЛАКИ — Ничего себе, я сейчас так послушала, подумала, вы что войну что ли объявляете Белоруссии.
С. ДОРЕНКО — Интегрировать…
Т. КАНДЕЛАКИ — Ну как интегрировать.
С. ДОРЕНКО — Белоруссию. Она хочет.
Т. КАНДЕЛАКИ — Это же суверенное государство.
С. ДОРЕНКО — Это наши славянские братья. Давайте же обнимем их. <…>
С. ДОРЕНКО — Придем к ним по-настоящему. <…>
С. ДОРЕНКО — Вам нужен коридор в Европу?
Т. КАНДЕЛАКИ — Мне нужен коридор в Европу?
С. ДОРЕНКО — Мне тоже.
Т. КАНДЕЛАКИ — Вы же понимаете, я приезжаю в Европу без коридора.
С. ДОРЕНКО — Нет, над Белоруссией кормят, когда вы взлетаете из Шереметьева, вы летите, над Белоруссией, подают сразу еду. Это очень гостеприимное место. Меня всегда кормят… <…>
Т. КАНДЕЛАКИ — Мы остановились на очень интересном моменте. Вы говорили, что Белоруссию нужно присоединить. Я вам словами Светланы отвечу…
С. ДОРЕНКО — Присоединить не Белоруссию, а области Белоруссии в качестве субъектов РФ.
Т. КАНДЕЛАКИ — «Вы говорите, что нам нужно присоединить еще территорию к нашей огромной очень «малонаселенной» стране. Обустроить которую у нас не хватает материальных средств и людских ресурсов. Большому куску рот радуется, а ведь можно и подавиться».
С. ДОРЕНКО — Нельзя подавиться. 10 млн. человек. Коридор в Европу нам нужен. Как раз этому куску рот все время радуется. <…>
С. ДОРЕНКО — Вы в Москве, не в Сибири. Давайте рассуждать о том, что наши торговые партнеры в Европе находятся от нас на таком расстоянии и в таком месте, что Белоруссия жизненно важна для нас как коридор. Она нам нужна. Нам нужна граница в Бресте, а не в Смоленске. Вот что объяснять. Послушайте, как звать эту даму?
Т. КАНДЕЛАКИ — Светлана.
С. ДОРЕНКО — Смоленск в свое время входил в литовское княжество. То есть он был частью Литвы. Давайте, исходя из вашего рассуждения, отдадим уже и Смоленск к черту. Понимаете, если вы исходите из этого. А я считаю, что граница России должна быть в Бресте. И хватит играться в куколки с Лукашенко и с его народом. Лукашенко и его народ дивный замечательный наш братский народ, нужно просто от них на секундочку абстрагировавшись, сказать: нам нужны 8 или сколько областей…
Т. КАНДЕЛАКИ — Для чего еще раз, Сереж, они нам нужны?
С. ДОРЕНКО Инкорпорировать их как западный коридор».
Цель во всех этих вожделениях просматривается вполне понятная и однозначная. По-беларуски это называется захопнiцтва, а по-украински — загарбництво. Однако сил у них все еще маловато для аннексии, и добиваются они на деле, вопреки желаниям, совершенно противоположного — межнациональной вражды. Она уже посеяна, прополота и еще расцветет пышным цветом, второе издание после 1991 обеспечено — безотносительно того, какие «союзные государства» будут строиться.
Владимир Ильич Ленин хорошо понимал роль Российской Империи в истории «окраин». Так, в одном из своих последних писем он замечает:
«…Интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой великой нации (хотя великой только своими насилиями, великой только, как держиморда), должен состоять не только в соблюдении формального равенства нации, но и в таком равенстве, которое сокращает со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, — тот решительно не понимает пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остается в сущности на точке зрения мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения. Что важно для пролетариата? Для пролетариата не только важно, но существенно необходимо обеспечение его максимумом доверия в пролетарской классовой борьбе. Что нужно для этого? Для этого нужно не только формальное равенство, для этого нужно возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к инородцам то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесла ему правящая великодержавная нация. <…> Ничто так не задерживает развития и упрочения пролетарской классовой солидарности, как национальная несправедливость, и ни к чему так не чутки обиженные нации, как к чувству равенства и к нарушению этого равенства своими товарищами пролетариями.Вот почему <…> лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить. Вот почему <…> коренной интерес пролетарской солидарности и, следовательно, и пролетарской классовой борьбы требует, чтобы мы никогда не относились формально к национальному вопросу, а всегда учитывали обязательно разницу в отношении нации угнетенной или малой к нации угнетающей или большой».
Продолжая свои записи, Ленин пишет:
«Надо иметь в виду, что дробление наркоматов и несогласованность между их работой в отношении Москвы и других центров может быть парализовано достаточно партийным авторитетом, если он будет применяться со сколько-нибудь достаточной осмотрительностью и беспристрастностью; вред, который может проистечь для нашего государства от отсутствия объединенных аппаратов национальных с аппаратом русским, неизмеримо меньше, бесконечно меньше, чем тот вред, который проистечет не только для нас, но и для всего Интернационала, для сотен миллионов народов Азии, которой предстоит выступить на исторической авансцене в ближайшем будущем, вслед за нами. Было бы непростительным оппортунизмом, если бы мы накануне этого выступления Востока и в начале его пробуждения подрывали свой авторитет среди него малейшей хотя бы грубостью и несправедливостью по отношению к нашим собственным инородцам. Одно дело необходимость сплочения против империалистов Запада, защищающих капиталистический мир. Тут не может быть сомнений, и мне излишне говорить о том, что я безусловно одобряю эти меры. Другое дело, когда мы сами попадаем, хотя бы даже в мелочах, в империалистские отношения к угнетаемым народностям, подрывая этим совершенно всю свою принципиальную искренность, всю свою принципиальную защиту борьбы с империализмом. А завтрашний день во всемирной истории будет именно таким днем, когда окончательно проснутся пробужденные угнетенные империализмом народы и когда начнется решительный долгий и тяжелый бой за их освобождение».
Союз советских наций виделся Ленину прежде всего классовым союзом угнетаемых наций против наций угнетенных. И сегодня даже безотносительно коммунистической составляющей ленинские мысли на этот счет весьма актуальны. Отстоять свою историю, территорию и государственность для восточных славян было тогда и является сегодня возможным, не помышляя о чьей-либо империи, но строя равноправный союз наций, так, как это делается в Латинской Америке Кубой, Венесуэлой и Боливией, или налаживая сетевое взаимодействие людей схожего менталитета и схожей культуры, как это делают мусульмане. Неприятный, но непреложный факт — сегодня Беларуси и Украине приходится отстаивать их в том числе и от России, а не вместе с ней. Опыт советского сотрудничества, задуманного в начале двадцатых, выродился снова в имперский гнет.
Сегодня в России часто говорят, имея в виду ленинские положения о национальных республиках, в частности, о праве выхода республик из Союза, что в конструкции Советского Союза была «заложена бомба», и эту конструкцию якобы насилу «подправил» Сталин. Следует, однако, задаться вопросом: почему СССР распался именно тогда, когда эта сталинская поправка была реализована на все сто? Не роковым ли оказалось возвращение к старой, нежизнеспособной конструкции? В Советском Союзе вновь удалось собрать все национальности погибшей Империи под одной крышей именно исходя из принципа равноправия. Ленин понимал, что конец этого принципа будет означать конец Советского Союза, настаивая на том, что поиск новых форм взаимодействия необходим для выживания страны, неизбежен, если страна хочет выжить, хотя и весьма рискован; Сталин же пошел по пути наименьшего сопротивления — фактически возврата к старым формам национальных отношений, формам, которые, как показали еще февраль и октябрь, окончательно исчерпали себя и вновь породили мощнейшее национальное сопротивление со стороны «окраин», воспринявших новую старую политику как обман. Поэтому путь этот стал дорогой в небытие.
Вернемся, однако, к дням сегодняшним. Не пора ли извлечь уроки из прошлого, давнего и недавнего? Сама дихотомия «Москва—НАТО» порождена косностью и неверием в собственные силы. Нынешняя Россия — страна того же капитала, но более криминализированного и наглого. При этом на почве понесенных поражений старый имперский комплекс породил шовинизм громадной силы, а народ не только деморализован, но и аморализован. Это государство больно, оно не может управиться с собственными землями — но тянется к чужим.
Прежде чем объединиться, как говаривал все тот же Ленин, необходимо решительно размежеваться. Тюрьма народов с центром в Москве ли, в Бердичеве ли — это ни к чему, это еще хуже, чем американско-европейский «дисциплинарный санаторий» — потому что это обыкновенный подвал этого санатория типа «застенок». Мы можем и должны поддерживать не чужой нам русский народ в его стремлении самоутвердиться — но не за наш счет. Искусство независимой политики в том и заключается, чтобы балансировать между самыми разными, зачастую противоположными силами, проводя собственную политическую линию. Долговременные союзы при этом разумнее всего заключать с соизмеримыми и близкими по духу и истории государственными образованиями. Вот почему не существует более естественного союзника для Украины, чем Беларусь, и не существует более естественного союзника для Беларуси, чем Украина, и именно между ними возможен сетевой союз того типа, о котором я писал ранее. Только союз этих двух государств, исторически, национально, ментально близких, как никакие другие, может являться гарантией самого их существования. Удивительно, но этому союзу не уделяется почти никакого внимания в самих этих странах: Украина более тяготеет к европейской Сцилле, а Беларусь — к российской Харибде. А ведь горький опыт такого тяготения уже имеется (когда-то в истории все было скорее наоборот)! При этом они будто бы и не замечают друг друга. Между тем, опыт существования в составе сначала европейской Польши, потом Российской Империи должен был бы вселить в нас известную осторожность в отношении алчущих соседей и обусловить самые тесные отношения. Это понимает даже такой известный москволюб, как президент Беларуси Лукашенко. В 2006 году, когда братские объятия уже начали душить молодую беларускую государственность, на пресс-конференции украинским СМИ Александр Григорьевич заявил:
«Что касается союзного государства с Украиной, вы считаете, это был бы совсем плохой проект? Дай Бог, чтобы это когда-нибудь случилось. И поверьте, с этим государством считались бы все. Я в узком кругу говорю часто: это горло России и Западной Европы. (Аплодисменты.)Я не претендую на создание союзного государства с Украиной, а то меня могут неправильно понять. Но вы умные люди, можете представить: если бы такое случилось, не было бы этих амбиций, что вы «маленькие», а мы «большие» и так далее, — вы побольше, конечно, но это соизмеримые величины, не было бы никакой напыщенности. Во-вторых, мы очень похожи. В-третьих, нам легче было бы договориться, имея такой союз, я уже не говорю о союзном государстве. Ну и, наверное, мы очень многое могли бы в мире выторговать для своих народов, потому что это было бы весомое государство. И многие бы с ним считались. Но, не дай Бог, мы в этом направлении бы двинулись — тут восстали бы все силы, во всех частях света. Никому не нужно такое объединение, никому в мире. Это совершенно иная конфигурация. По крайней мере, в Европе. Поэтому давайте не будем отбрасывать хорошие идеи. Если сегодня невозможно, оставим на потом. Если вы будете это инициировать, мы будем поддерживать. Вы говорите о безопасности энергетической. А что, сегодня мы не можем в этом направлении сделать что-то? Стоило нам провести здесь с Ильхамом Алиевым переговоры, вот в стенах этой библиотеки, как многие занервничали: а, каспийская нефть, через Украину, и не только в Европу, в Беларусь, на нефтеперерабатывающие заводы, глубина переработки у которых европейская! Ну представьте, если бы мы в Мозырь «качнули» 10 миллионов в год нефти — мы бы половину Украины обеспечили и юг Беларуси, весь север и Киевскую область Украины и никому бы не кланялись. У вас что, нет такой возможности? Вы просчитывали эту транспортировку? Без проблем! Так чего вы не хотите это задействовать, этот ресурс? В конце концов мы, Украина и Азербайджан могли бы на Каспии сами добывать эту нефть. Мы бы сами ее добывали. У вас в Одессе построены нормальные порты, и мы могли бы танкерами по Черному морю за сутки привезти оттуда нефть, допустим, в Грузии или где-то мы бы загрузили эту нефть, привезли, перекачали, или железной дорогой, еще сутки — и мы на месте. Американцы полмесяца, месяц везут нефть с Ближнего Востока к себе, и нормально. Вот где энергетическая безопасность. И не надо где-то там ее искать за нашими пределами. Весь вопрос в том, захотите вы этого или нет».
«Никому не нужно такое объединение, никому в мире», — здесь батька абсолютно прав. Однако вопрос исторически поставлен так, что сплоченность не просто нужна, но необходима Беларуси и Украине, если мы хотим сохранить свою независимость, как бы ни было тяжело ее обеспечить и гарантировать. На восточнославянском пространстве, на советских и национальных обломках, мы должны создать даже не новый центр силы, но новое силовое поле — или снова, как это уже было в истории, быть разорванными на клочья между двумя империализмами. Кто скажет, что это нереально, пусть обратится к истории. В ней случалось очень много нереального! А в скором будущем, как знать, к нам подтянулись бы и русские — не оголтелые солдаты Империи, но близкий и симпатичный нам народ — преодолев московский централизм и шовинистическую инерцию. Поставленная сверхзадача требует сверхидеи. Способны ли мы сегодня на это?
Лично Товарищ У
http://tov.lenin.ru
