Дорогие друзья!

В последние несколько дней я получил от Вас множество писем, терпеливо и добросовестно разъясняющих, почему из моей затеи ничего не получится, и спрашивающих, зачем мне лично все это нужно. Вероятно, их авторы во многом правы, как в своих утверждениях, так и в постановке вопросов.

Ну и что?

Предлагаемые в этом выпуске Вашему вниманию записи были сделаны мною довольно давно и, возможно, излишне пафосны. Однако у меня есть некоторые основания предполагать, что в них содержатся ответы на Ваши вопросы.

1. Пояснительная записка

Вырванная с корнем, Вырвaнная с мясом, Пойманная рыба Постигает воздух. Раздирая жабры, Истекая слизью, Потому что рыба, Потому что надо. Егор Летов

Конечно, жизнь — это борьба. Это война, беспощадная и в чем-то бессмысленная. Бессмысленная прежде всего потому, что лишь малая часть воюющих понимает, что находится на войне, и еще меньшая сознает, за что она воюет. Здесь и теперь наша вынужденно скромная борьба ведется по двум направлениям:

1. Мировоззрение.
2. Мироощущение.

Второе название неточно. Правильно было бы сказать «мирочувствование», но мы остановимся на более привычном слове.

Какое направление является определяющим?

Безусловно, второе. Второе, как ядро первого, его абсолютная основа, величайшая движущая сила человеческой деятельности. Ощущение, стремление, импульс, эмоция, эманация. Sehnsucht.

В разные времена одному и тому же мироощущению соответствуют самые разные мировоззрения, подобно тому, как в разные времена года разные шапки соответствуют одной и той же голове. Основу всякого глобального действия всегда составляет сильная эмоция, нечеловеческие, надчеловеческие переживания, а не рассудочные колебания. Хотя без последних действие быстро превращается в глупость, и не достигает желаемого эффекта. В скобках заметим, что желаемый эффект изначально не возможен — настолько сильна эта эмоция, настолько внечеловечно это переживание. Можно говорить только, насколько удалось приблизиться к поставленной цели. Откуда является эмоция, переживание? Неразрешимость этого вопроса и порождает религию, действительную религиозность, а не корыстные поповские бредни. А поскольку чувствование этой неразрешимости доступно лишь немногим, настоящая религиозность никогда не может быть массовой, и она никогда не будет сформулирована в пошлых поповских терминах.

Значит ли все написанное выше, что мировоззрение вообще не имеет особого значения?

Конечно же, нет. Мировоззрение играет ту же роль, что и оружие на войне. Сегодня люди нашего мироощущения фактически идут на танк с топором. И ведь они сегодня не могут даже распознать друг друга. Обезумевшие и вооруженные, говорил горьковский герой, перебьют безумных и безоружных. Такова ситуация. Неприятная ситуация.

Задача №1, которую я ставлю в своей деятельности — провозгласить, отстоять, спасти, если можно еще спасти его, определенное мироощущение, мироощущение, носителей которого становится все меньше и меньше. Зачем это нужно? Затем, что это наше мироощущение. Мы не занимаемся искусством или политикой, товарищи. Мы пытаемся копнуть гораздо более глубоко.

2. Остановить мир

Инерция заведует послушными телами, А нас нет. Нас нет. Нас нет. Нас нет. Егор Летов

Представим себе снежный ком, катящийся вниз с заснеженной горной вершины. На каждом витке, с каждым оборотом своим становится он все больше и больше, все тяжелее и тяжелее; и катится он все быстрее и быстрее, но — катится вниз.

Человечество! Не ты ли есть этот ком, набухающий день ото дня полезными изобретениями и разумными усовершенствованиями, и чего стоят их польза и разумность перед лицом той бездны, той участи, что ждет тебя внизу?

Люди! Вы живете потеплее и посытнее своих многострадальных предков; у многих из вас есть компьютеры, телефоны, телевизоры и автомобили; некоторые, шагая в ногу с прогрессом, уже установили в своих клозетах специальные фонтанчики для подмывания задниц — что значат эти фонтанчики перед гибелью Mирового Духа?

Суета сует и всяческая суета деловито пожирает ваши трепыхающиеся тушки. У вас даже нету времени ужаснуться этому — вы можете только над этим cмеяться. Дохлые исполнители непонятных ритуалов. Отсидеть с раннего утра до позднего вечера необходимый срок, а потом мирно заснуть дома у телевизора измотаной мясомассой. Где то свободное время, которое должен был дать вам прогресс, освободивший вас от тяжкого труда? Где безумные поэты и плотоядные мыслители, рожденные свободой этого времени? Нищие духом и сытые брюхом, сытые духом и нищие брюхом — проникнитесь ли вы когда-нибудь спасительным стыдом за свой дешевый и подлый цинизм?

Лучшие деятели рода человеческого от Ленина до Кастанеды были одержимы идеей остановить мир, остановить снежный ком и толкать его что есть сил вверх в гору, на сияющую вершину бытия.

Мудро сказал революционер Гевара, посмертно сожранный инерцией: «Мое поражение не будет означать, что нельзя было победить. Многие потерпели поражение, стремясь достичь вершины Эвереста, но в конце концов Эверест был побежден».

Внимая этим мудрым словам, мы должны, однако, понимать, что чем дальше, тем быстрее катится ком, тем тяжелее он становится, а следовательно, возрастает действующая на него сила тяжести F=mg, и, значит, тем труднее будет его остановить.

Пусть для начала каждый хотя бы остановит его в себе. Это уже много значит.

3. Отчаяние — сила

Никаких грехов, Никаких богов, Никакой судьбы, Никакой надежды. Егор Летов

Надежда умирает последней. Бог мой, какая пошлая поговорка! Безнравственная, аморальная и циничная. Впрочем, в ее цинизме и заключена та особая тяжеловесная и фальшивая мудрость, в которой мы мучительно нуждаемся для обретения спокойствия непоседливых остатков человеческого духа, брожение которых так нестерпимо ощущается на самом дне наших облысевших душ...

Нет у нас и не может быть никакой надежды. У каждого из нас есть только действие, которое он должен делать в своей жизни. Зачем нужно это действие и кому должен — вопросы в данном случае неуместные. Несовершенные существа, повторяющиеся и предсказуемые, быстро надоедающие поэтому друг другу, с унифицированным набором стандартных реакций и фраз, жалкие рабы собственного самодовольства, свирепые коптители поднебесья, мы что-то из себя представляем лишь постольку, поскольку совершаем это действие. Все остальное — блажь и дурь, дурь и блажь. И не нужно ждать от жизни никакого поощрения — сама жизнь и есть это самое поощрение. Финал же для каждого будет один. Надежда — утешение слабых душ. Пора, наконец, стать сильными.

Пора проникнуться всепобеждающим отчаянием, ибо отчаяние — сила. Ни на что не надеясь, ни на что не уповая, мы доведем свое действие до той нечеловеческой красоты, которая является высшей целью человеческого бытия. Спасет ли эта красота мир, как обещал когда-то, Царствие ему Небесное, Ф. М. Достоевский? Этого мы не знаем; в любом случае, мы не считаем нужным на это надеяться.