УТРО БЕЗ ФИЛИППА КИРКОРОВА

Ну вот, похоже, и подошел к концу мой недельный отпуск. Главное, из всего, что случилось за это время — наступила весна. На балконе в одной футболке теперь уже совсем не холодно, разве что пальцы на босых ногах с непривычки еще зябнут и норовят спрятаться друг за дружку от ветерка. Сегодня у меня последний выходной и первое по настоящему теплое утро в году, после маленькой чахоточной осени, втиснувшейся в календарь с февраля аж до середины марта. Наконец-то я смогу читать газеты, пить пиво и кофе с коньяком и писать за своим старым раскладным столиком прямо на балконе, где я и обосновался, ожидая пока в комнате проснется Тамила. Часов мне отсюда не видать, но, судя по тому, как высоко забралось уже усталое солнце, карабкающееся по горбатым спинам бетонных истуканов, что выстроились передо мной глазастым многоэтажным забором, время — пить пиво. Тамила никогда не встает раньше десяти. Она из тех, у кого вся жизнь выходная.

СОЛНЦЕ НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР

И как же еще не надоело тебе подниматься, солнце? Светить и обогревать этот пыльный город, безрадостную столицу моей Родины и этого картонного государства. Какое же терпение нужно тебе, чтобы каждое утро прощать нас. Не отвернуться, наконец, от всей нашей дурости, скопившейся в этом каменном мешке, в этом гомонливом спруте, который намертво вгрызся в планету отростками железнодорожных веток, растекся по земле блевотиной кварталов и площадей, смердящем тебе в глаза жопами сотен фабричных труб.

Все одно и то же, как и тысячу лет назад. Одни люди построили город, стали его мускулами, наполнили его кровью, другие придумали, как и зачем в нем жить и вдохнули в него свою душу — вот им и свети. А тем, другим, которые не сеют и не жнут, не учат и не думают, паразитам, которым теперь принадлежит наш город, откажи в своей ласке, солнышко.

Опали их нестерпимым жаром, души их огнем, жарь их смертельным паяльником, чтоб всю свою жизнь они прятались от тебя под своими кварцевыми лампами и темными очками, чтобы не смели показаться пред тобой, нос боялись высунуть из своих бункеров и мерседесов. Пускай, как е**учие кроты, как крысы, эти морлоки ползают в подземельях и жрут свое дерьмо там.

Меня прерывают объятья и поцелуй в затылок. Я так задумался, что не услышал, как Тамила подкралась ко мне сзади. Она задирает мою футболку вверх и я чувствую, как что-то мягкое и теплое прижимается к спине — если Тамила просыпается в 10, то одевается уж точно не раньше 12. Мое дурацкое проклятье ее ничуть не потревожило, и хоть она тоже не жнет и не пашет, но зато умеет делать такие минеты, что за нее я бы точно выпросил у солнца прощение.

«Доброе утро, страна» — шепчет она мне в ухо — «Зря ты меня не разбудил. Мне во сне так трахаться хотелось». Пока я поворачиваюсь к Тамиле лицом, для того, чтобы показать этой неразумной женщине, в чем крылась ее основная ошибка, она бросает мне «Я в душ» и сматывается с балкона. Я успеваю только напоследок легонько шлепнуть ее по красивому задику.

ФОРРЕСТЫ ГАМПЫ ГЕОПОЛИТИКИ или ЗАРПЛАТЫ ХВАТАЕТ НА ПОЛЧАСА

Тамилин трехдневный отпуск тоже подошел к концу. Вечером из дипломатического вояжа по странам Европы возвращается ее муж — вчера про это говорили в новостях. Турне, судя по всему, прошло удачно как для него, так и его друзей, прочих оккупантов. Денег, как говорится, не дали, но и п**ды не выписали. Ведущий новостей, маленький, смышленый гаденыш, весело сыпал безсвязными формулировками и эпитетами в превосходной степени. Полный успех. Партнеры дали добро, подписанты подписались, представители представили свою поддержку. Все стороны отсосали друг у друга и воля народа исполняется беспрекословно, к вящему его, народа, голодному восторгу. Все идет по плану, дорогие товарищи. Вот такая вот х**ня, дорогие МОИ Товарищи. Все те, кто несмотря на все более тотальный п**дец озверения и оскотинивания вокруг, все еще ведет свою невидимую, по крайней мере, мне, борьбу с мразью и маразмом нашего с вами сосуществования в зловонном котле этой сучьей действительности. Все те, кто ушел в подполье, такое глухое, что и не отыскать вас там никому, даже спецслужбам, спивающимся из-за вашей мстительной неуловимости от безделья и тоски.

С высоты своего балкона на шестнадцатом этаже, приветствую вас, партизаны поколения Pepsi и диссиденты поколения Телепузиков. Раскиданные по безликим партиям и кружкам, по библиотекам и сектам, разуверившиеся и все еще ищущие ответы на свои е**анутые вопросы (Хули вы там ищете, хочу я Вас спросить?) вы все еще чего-то ждете, растерянно наблюдая, как сжимается вокруг вас асфальтовое кольцо города, ставшего под кнутом жадных и слепых ублюдков союзником Системы.

Просто люди (или Люди?), о**евшие наконец от понимания, что ничего не изменилось в этом п**даватом мирке со времен казней египетских, и война добра и зла все так же непостижима в своей безумной тотальности и похоже уже добром не кончится.

Все те, кто помнит что чуть раньше, и не так уж давно, вместо балаганного рынка и всеобщей крысиной ненависти друг к другу, у нас у всех была не только колбаса за 2-20, но и, настоящие, а вовсе и не навязанные слишком брехливыми и бездарными для этого партократами Идеалы, и Братство, и Воля, и Смысл, в которых мы черпали надежду на Лучшее Человечество.

Я и сам такой же как и вы. Мне, так же, как и вам, тяжко и одиноко на опустевшей и загаженной кухне комуналки бытия. Система таки разобщила нас, выбила почву из под наших ног, осмеяла все то, к чему мы стремились, оплевала все то, во что мы верили и глумливо не дала ничего взамен, показав свою голую грязную жопу. Тем хуже для Системы — за мной подсрачник не заржавеет.

ПОХЕРИЗМАТИЧНОСТЬ

Так уж получилось — я проник в самое ее гнилое нутро и уже наношу ей смертельные удары с той стороны, откуда никто не ждет нападения. Я один, сам по себе, являюсь партизанской армией, которую вы, дорогие мои Товарищи, так и не сподобились создать. Пока вы дрочили в читальных залах на Ленина и Ги Дебора и бахвалились перед проститутками недочитанным Грамши, я уже сделал для Революции больше чем сумели сделать Маркос и Маригелла.

Я — человек-бомба, глубоко законспирированный диверсант. Так глубоко, что уже сам перестаю узнавать себя в зеркале и, как анекдотный Штирлиц, страдаю раздвоением личности. Меня иногда просто оторопь берет, когда я вдруг замечаю себя в какой-нибудь витрине, ловко выпрыгивающего из дорогой иномарки, молодого и спортивного, вижу свою с рождения приятную улыбку, пальцы, в которых я верчу ключи от машины и то, как я здороваюсь за руку с людьми, ненавистными каждому, кто еще не опустился до уровня тяглового мула или забойной свиньи. Ни дать, ни взять — еще один придурок нашел свое место в жизни. Там где ему указали.

Мне, впрочем, этот фортель с местом удался не сразу. Долгое время после окончания института я безнадежно пытался найти работу по специальности, но кроме копеечного места практиканта в шумливой клетке свежевыкрашенных институтских стен ничего не смог отыскать. Абсолютно всем нах**й были не нужны социологи, специалисты по связям с общественностью, или, на худой конец, политтехнологи без опыта работы. Когда я понял, что от голода начинаю дичать, я переключился на смежные гуманитарные дисциплины, вплоть до попытки устроиться кладовщиком на ликеро-водочный завод. Еще через месяц, я был готов на любую поденщину, лишь бы за нее хорошо заплатили. Отказавшись от профессиональных амбиций и гордости потомственного интеллигента, я ужом пытался ломиться в любую дверь, где за драгоценное время моей единственной молодости, проведенное в пыльной конторе, мне могли бы предложить хоть сколько-нибудь равноценную замену. Такую замену я, в конце концов, чудом (по шапочному знакомству) нашел.

Еще в институте, курсе на втором, я за компанию с товарищем за 2 месяца прошел курсы массажистов. Мне тогда казалось, что это поможет мне соблазнять охочих до экзотики девок, но мой печальный опыт показал, что как-раз таки экзотика девкам и в п**ду не впилась, а граммов 70 водки и бутылки Брэнди-колы сверху — вполне достаточно. Короче, проблему секса в моей жизни курсы так и не решили, зато спасли меня от безалкогольной гибели, когда, урка-сосед устроил меня массажистом в сауну для приблатненных бандитов. Там они парились, е**ли блядей и «решали вопросы» вместе с высшими милицейскими чинами, малоизвестными депутатами и прочей второсортной элитой.

По два часа в день я мусолил их потные, жирные спины и слушал то, о чем они говорят, то, как они говорят. Совсем не так, как они разливаются или бестолково мнутся на ваших телеэкранах. Между собой эти люди, измазанные в одном дерьме, могли не стесняться того, что их объединяло — своей необразованности и свинства. Напивались, весело блестели красными, распухшими рожами, матерились, ржали, а до меня, им и дела не было. Они не рефлектировали и ничего не боялись. Люди были для них чернью, скотом, так они думали и так говорили. Их пугали только свои. Там, в этой е**аной бане я понял, что никакой институт, никакой исследовательский центр не дал бы мне, как социологу, больше опыта, чем удручающе однообразные истории падения этих местечковых олигархов и холуев к вершине социальной пирамиды.

Я тогда понял, что бандиты — всего-навсего еще один аппарат контроля, так сказать, на местах. Мафия бессмертна. И даже не потому, что повязана деньгами и кровью с верхушкой оккупационного правительства, а просто так, для страха. Потому, что нужна такой власти, как институт.

ВЕЧНОСТЬ ПАХНЕТ ГОВНОМ

Я ненавидел всех этих уебков, хоть вскоре, конечно же, перезнакомился с ними со всеми. Они наконец-то запомнили, как меня зовут, хлопали по спине, приглашали пить с ними водку, а я стал все внимательнее прислушиваться к голосам на овощном рынке, предлагавшим купить огнестрельное оружие. До тех пор, пока Гриша Гомельский, один из бизнесменов, часто посещавших нашу сауну, не стал советником президента, а затем и депутатом, и не решил организовать в городе новый фитнесс-центр, для своих. Гриша вдруг приобрел небывалое влияние в стране. Он за смешные деньги скупил несколько серьезных заводов, вошел в долю в бизнесе президентской семьи и везде стал расставлять своих людей. Слухи про него ходили самые разные, но, зная Гришу, я бы не удивился даже если бы в голове этого недоделка родилась мечта выхлопотать себе место преемника отца нашей никудышной нации. Для этого ему были нужны связи.

Гриша забрал меня с собой и с первых же дней новой работы у меня перед глазами замелькали лица и жопы первых людей государства. Цены в новом фитнесс-центре, в качестве своеобразного фэйс-контроля, были установлены заоблачные. Лишних людей в таких местах просто не бывает  — любой, кто может платить такие деньги в этой стране, знает остальных в лицо. Или хочет узнать — для того эти клубы и создаются. Они, честно говоря, сильно напоминают мне полулегальные кружки по интересам для клинических извращенцев, какие есть на загнивающем Западе.

Наши, родные извращенцы, правда, все больше похожи на детей, а единственные их интересы — это деньги и понты. Вне скорлупы, выстроенной для них Системой, и вне круга общения, созданного для них цепочкой случайных назначений, махинаций и преступлений, они чувствуют себя неуютно. Как прокаженные, они селятся вместе, в отдельных микрорайонах, учат детишек в одних и тех же школах и Вузах, лечатся у тех же врачей, скупаются в одних и тех же бутиках, хоть пока и не могут построить для себя параллельных дорог, а на людях все еще стесняются трясти своими золотыми цепями и бриллиантами, от чего страдают неимоверно. Теперь они способны общаться только с подонками и Гришино заведение в этом плане стало настоящей выставкой морального уродства.

БОГАТЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ

Спектр экспонатов, посещающих наш фитнесс-центр — широк и разнообразен, начиная с постсоветского криминального реализма и заканчивая банальным экзистенциальным мужеложством. Бизнесмены и коммунисты, лидеры ультра-правых и известные правозащитники, матерые воровские авторитеты, попсовые артисты, телеведущие и прочие мельтешащие и грызущиеся друг с другом в новостях участники балаганного фарса, который мы зовем демократией, все они, перешагивая порог нашего клуба, превращаются в добрых друзей и давних деловых партнеров. Добрые ДрузИ. У меня как глаза открылись. Тут и дурак бы понял, что политики у нас просто не существует — есть обычный феодализм.

Работы у меня теперь немного. Наши гости, эти толстые, ленивые твари, обкокаиненые левые, спившиеся центристы, олигархи-эпилептики, не так уж и часто у нас появляются. Представьте себе Черномырдина возле боксерской груши или Кучму в тренажерном зале и вы поймете, что я имею в виду. Заплатив за год вперед, они могут позволить себе раз в месяц прийти поплескаться в бассейне, попариться и потрещать с Гришей Гомельским в баре.

Зато в клуб регулярно ходят их молодые жены и любовницы, скучающие от неожиданно свалившихся на них киношного богатства, недоеба и вседозволенности. Иногда они работают ведущими на телевидении или позируют для журналов, иногда у них есть парихмахерская или сеть дорогих магазинов, но всем им, в принципе, в этой жизни делать нех**й, так что ее большую часть они проводят у нас, в Гришином фитнесс-центре. Геронтофилия не входит в сферу их увлечений — это они мне сразу дали понять. Разморенные после солярия или косметического салона, эти прожженные шлюхи с первой же секунды принялись строить мне глазки. Не то, чтобы я совершенно ох**ел — после того, как в 6 классе мне дала наша староста, отличница Света Ковальчук, я уже ничему не удивляюсь, но эти нимфоманки были просто неподражаемы. Они начали с жалоб на наших массажисток, Лену и Оксану, набиваясь на массаж ко мне, но администратор клуба, Сережа, был непреклонен. Правила есть правила — все что он мог сделать — это нанять других девочек. Тогда они повадились допекать меня на работе, постоянно тусуясь возле сауны в обтягивающих шортиках, обсасывая чупа-чупсы или ненароком выскакивая из душа в чем мать родила. Куда бы я не пошел, рядом со мной какая-нибудь фотомодель обязательно становилась раком завязывать шнурки. Со всеми своими надуманными вопросами и дурацкими просьбами они теперь обращались не к Сереже, а ко мне и возле стойки администратора стало пустынно, как в Ялте зимой. Они угощали меня текилой в баре и делились отсутствием планов на вечер. Через пару месяцев такой работы у меня голова пошла кругом. Вначале, не удержавшись, я переспал с Тамилой, потом с ее подругой, «независимой журналисткой», а потом очень крепко призадумался. Эти сучки поставили меня перед нелегким моральным выбором. И любовь к Родине, в конце концов, победила.

Я взял отпуск и уехал в маленький тихий городок, где родился. Все мои друзья, из тех, кто там остался теперь сидели на игле, так же, как и остальные полгорода. Я пробыл с ними неделю и вернулся другим человеком. Из патлатого студента-мечтателя я превратился в героя книжек, которые сам читал в детстве. После эпизода с Тамилой, сучки в фитнесс-центре ждали меня, как голодные крокодилы в африканских джунглях ждут белых антропологов, и я сполна оправдал их ожидания. Теперь я е**у их всех. Целенаправленно и беспощадно. Фактически, именно это я и считаю своей основной работой, своим призванием, своим суровым долгом перед Страной и Революцией. Я изнемогаю под тяжестью взятых на себя обязательств и у меня почти нет времени на личную жизнь. Думаю, из-за этого мы с Тамилой скоро расстанемся. Она не любит трахаться с презервативом, но что, в самом деле, я могу ей сказать? Что целыми днями я только и делаю, что кончаю в многомиллионных красавиц, жен прокуроров и членов правительства, любовниц газовых маганатов и депутатских дочек и что очень скоро вся наша сраная элита передохнет от СПИДА?

P.S. У СТРАУСОВ САМЫЕ БОЛЬШИЕ ЯЙЦА

Вот так-то вот, дорогие мои Товарищи. Слышите меня? Где вы, люди? Где вы там все? Попрятались по интернетам? Занимаетесь эстетством? Мозолите писательские рученки, онанисты пера, импотенты духа? Перед лицом своей неминуемой и скорой гибели, спешу напомнить каждому из вас две прописные истины: что РЕВОЛЮЦИЯ — В ТЕБЕ (на безрыбье и один в поле воин) и что ДОБРО ДОЛЖНО БЫТЬ С КУЛАКАМИ (А иногда и с х**ем).

Товарищи, закончилось время шутить шутки. На каждую Бритни Спирз не отыщешь Егора Летова. Пора найти по Усаме бен Ладену на каждого Березовского.