Мистическая сельская идиллия в восьми встречах и девяти действияхДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАМишка ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. СЕЛЬСКИЕ ТРУЖЕНИКИПятничный вечер в колхозе «Красное Сморково». Молодые работники — Мишка, Грышка, Хведька, утомленные после тяжелого рабочего дня, идут по главной улице, обнявшись и распевая песню. Мишка, Грышка, Хведька (поют). Ой то весілля, ой то весілля Ой в того тата, ой в того тата Ой ті гуляння, ой ті гуляння (*Песня из альбома «Горри!!» гуцульской скаэтносупергруппы Перкалаба.) Мишка. Эх, хорошо, когда споешь! Так и отступает усталость. Я, хлопцы, завидую мужикам и бабам этим, что в телевизоре поют. Это как же душа у них разворачывается! На всю страну. Даже который и просто с бумажки новости читает, — а все ж вся республика его слышит, не меньше. Добраться бы мне дотуда — уж я бы выступил!.. Грышка. Чего придумал — в телевизор! Нужны мы там, в телевизоре... Выпить вот пора, конец недели у нас. Мишка. Тут я всегда за. Конец недели — это святое; тут сам бог велел. Культурной работе — культурный отдых! Грышка. Пойдем-ка мы, хлопцы, к Басаврюку, да возьмем у него пару пузырей! Мишка. Да ну тебя, Грышка, с Басаврюком твоим. Он те наварит. Из еловых веточэк. А вот завезли к нам в сельпо сегодня нормальную, чэловечэскую водку из центра — ее лучше и возьмем. Грышка. Ничего ты не понимаешь. Что эта твоя водка из центра? Химия одна. А у Басаврюка — вышак, к нему из соседних деревень приезжают. И настояна она не на еловых ветках, а на плакун-траве... Мишка. Дремучий ты, Гришка, человек. Хуже за Басаврюка. Неужели неясно: там производство! Электроника, приборы разные специальные, тыщу баксов одна деталь, а ты — плакун-трава... Грышка. Нет, Мишка, это ты лошара со своим производством. Ты когда-нибудь слышал слово такое — эксклюзив? Так вот у Басаврюка он и есть. Ручная работа! Помнишь, немцы приезжали? Они что, в сельпо бухлом затоваривались? Все к Басаврюку! Ужрались так, что каждый кустик обоссали! Мишка. Немцы твои... Оккупанты. Приезжают в деревню и специально на аппарат снимают — то дохлую собаку, то бурьян какой-нибудь. А то едут на грузовике и на ходу гуманитарку бросают, — а народ за ними бежит... Грышка. Я за немцев не выступаю! Но в окружаюшчэй дзействицельносци они разбираются получше, чем лопухи наши. Иначе бы не мы, а они за грузовиком бегали. А мы бы оттуда эту водку им бросали, которая по тыщу баксов деталь... Мишка. Короче, что мы спорим, а Хведька молчит. Давай так: как он скажет, так и сделаем. Грышка. Согласен. Как Хведька скажет, так и сделаем. Поворачиваются к Хведьке. Хведька (застенчиво и хмуро). Вы знаете что, хлопцы? Вы сами решайте. Не пойду я. Мишка. Ээ! Что-то опять ты, Хведька... Грышка. От коллектива отбиваешься... Хведька (тоскливо). Правда не могу, хлопцы... Дела у меня. Мишка. Знаешь что, Хведька? Не дела у тебя, а баба. Насквозь видно: баба. Грышка. Нас на бабу променял. Мишка. Женатый человек! Двое детей! Хведька. Да что вы... всякую хрень несете... Грышка. Баба, как есть баба у тебя. Но ты, Хведька, нас не бойся. Мы ж дружбаки твои! От нас никто не узнает... Мишка. Могила! Хведька (энергично и протестующе машет рукой). А ну вас! Совсем дурные. Все, короче, давайте... Стремительно разворачивается и почти убегает. Мишка (сначала смотрит вслед Хведьке, а потом, задумчиво, на Грышку). А то как и вправду баба?
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. ДОМАПоздний вечер, хведьков дом. Хведька открывает входную дверь; на пороге его ожидает Хведькова жонка. Хведькова жонка. Что ты так поздно? Хведька (угрюмо). Здравствуй. Хведькова жонка. Опять с Мишкой и Гришкой бухал, да? Ни дома, ни семьи, да? Хведька. Ты что несешь. Давно я уже не пью, а то ты не знаешь. Хведькова жонка (плаксиво). По ночам, по ночам скоро приходить будешь! Хведька. Отстань. Трахтор чиню я. И в понедельник чинить буду. Хведькова жонка. Вот я все узнаю, с кем у тебя трахтор! Кожный день в такое время... Хведька (пожимает плечами). Узнавай. Проходит мимо жены в хату.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. УЖИНКухня. Хведька с суровым видом ужинает. Жена его сидит рядом за столом, задумчиво, по-бабьи, подперев голову рукой. Хведькова жонка. Собралася в город за занавесками — наши уже ни на что не похожи. Хведька (сосредоточенно пережевывает пищу). Хведькова жонка (внимательно наблюдая за мужем). На следуюшчэй неделе Колька в город едет — сказал, подвезет. Хведька. Езжай. Хведькова жонка. И назад, до дому тоже подвезет. Хведька хмуро давит бульбу в тарелке. Хведькова жонка. И вообшчэ — неприбранный дом у нас, гостей пригласить стыдно. Хведька. А ты прибери — или не приглашай. Хведькова жонка (слезливо). Вон он, вон он как заговорил, бессовестный! На все наплевать ему! Как будто и не его дом, а кого другого! Хведька (с шумом и резко поднимаясь из-за стола). Не мой! И вообшчэ все это — не мое! Скопидомы! Хватит мне уже мозги компостировать! Хведькова жонка (выскакивает из кухни, опережая Хведьку). И зачем только замуж за тебя вышла, урода! У всех мужики-как-мужики, а этот мужик-не-мужик! (Плачет.)
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. ДЕТИВоскресное утро. Хведька выходит во двор, потягиваясь. Во дворе играют Хведьков сын, совсем маленький, и Хведькова дачка, постарше. Хведькова дачка. Фрру! (Подняв голову, уходит.) Хведька. Что это она расфыркалась? Хведьков сын. Обижаеццо. Хведька. За что же это обижаецца? Хведьков сын. За мамку, что ты ее обижаеш. Хведька (уязвленно). Много она знает, сопливка! Ты что же, тоже обижаешься? Хведьков сын. Конечно, обижаюся. Хведька. Это чэго же? Хведьков сын. Обижаюся, что ты не купляеш мне мобильный целефон. Хведька. Вот — началось! Да нашто тебе мобильник? Хведьков сын. Я-то знаю, на что. Хведька. С сопляками своими балакать, что ли? Так они все рядом здесь толкутся, дихлофосом не выкуришь. Хведьков сын (снисходительно). А то будто бы только для балачки мобильник нужен. Для прэсцижа он мне, понимаешь такое слово? Хведька (несколько удивившись). А! Ого! Для прэсцижа! Бач ты, пуплик несмышленый, а туда же... Хведьков сын. Я-то как раз шмышленый... Хведька. Намекает! Хведьков сын. Я не намекаю. Нокию мне купи, или хотя бы Сони Эриксон. Самые серьезные мобилки! Сименс — не бери, Сименс — ламачча...
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ. ПРЭДСЕДАЦЕЛЬ КАЛХОЗАПонедельник, утро. Хведька с угрюмым видом открывает дверцу трактора,
собираясь залезть в кабину, как вдруг на плечо ему ложится тяжелая,
лопатообразная рука Прэдседацеля Калхоза. Прэдседацель Калхоза. Ну здравствуй, Федзя. Хведька (полуоборачиваясь и утирая нос). Здравствуйте… Прэдседацель Калхоза (вкрадчиво).
Как цебе, Федзя, у нас работаецца? Хведька (мрачно). Хорошо работается, почаму
жэ. Прэдседацель Калхоза (разворачивая к себе Федзьку). Ни на что не жалуешся? Нармальна все? Хведька. Зачэм же жаловаться… Прэдседацель Калхоза. Вот и я гавару — зачэм?
Калхоз наш прэуспеваюшчый, па сравнению с галеевским или брылевским.
Многовекторный калхоз. Ежали труднасци какие есть — ты сам знаеш: идзи к
прэдседацелю, он цибе как радной бацька: выслушает, поможэт. И народ у нас зра
никого не обидзит: добрый, спокойный, серйозный народ. Обшчэство
сформировавшэеся… Хведька (маясь). Это я знаю, конечно… Прэдседацель Калхоза. Знаеш! А почэму жэ тогда
обшчэственность мне про цибя такие вешчы толкует? Хведька (подрагивая голосом, но свирепо). Это какие такие вешчы? Прэдседацель Калхоза. Всякие! Да ты на меня
волчым позиркам не сматры, мне да тваего валачэния дел мало. Это раньшэ, пры
савецкай власци, я бы цибя так взгрэл, што ты у миня бы и не писнул! За
маральный облик! Я бы цибе жыва мазги прачысцил! (Вздыхает.) Но сичас, конечно, врэмя
другое. Харашо бы нам савецкими ешчо метадами… Но увы! Хаця и у гасударцтве
нашэм строицца новая идзеология, за блядство по мордзе мы сичас не бьем. Но с
калекцивам счытацца надо! Хведька (хорохорясь). Что-то не понимаю я вас! Прэдседацель Калхоза. Стой, Хведзька, стой,
цыц! Я цибя сам панимаць буду. Канечна, мужык на то и мужык, штоб валачыцца. Хведька (раздраженно). Да не волочусь я! Прэдседацель Калхоза (повышая голос). Валочышся! Ты меня здзесь не перэбивай. Усе валочацца. Я цибе на
этот счот учыць не буду. Я здзесь не абразец. Но я с табой, Хведзька, хачу
гаварыць па сушчэству. Что эта, скажы ты мне, за моладзеж у нас пашла? Туда-сюда швэндаюцца с эцим пивам по дзерэвне, дзевок шчупают… А некаторые, между прочым, жэнатые, па два дзиценка у сямье… Хведька. Опять намекаете! Прэдседацель Калхоза. Ты, Федор, ты несдзержанный
чалавек, я цебе скажу. Ты памалчы, кагда я гавару. Это ничэго, у миня тоже два дзиценка, маленький вот ешчо
падрастает… Ешчо раз цебе гавару па сушчэству. Вы, дорогие мои, в калекциве не
умееце работаць, вот што! Прыехал ко мне тут адзин из горада па распрэдзелению,
дзецей учыць. Чэрэз тры дня являецца. Вы, гаварыт, здзесь чэловек самый
влияцельный, павлияйце на этава дзирэктара школы, чтоб он миня не трогал. В
чом, гавару, дзело? Я, гаварыт, сам па прафесии учыцель лицературы, а миня
заставляюць дзецям мацемацику чытаць. Это, гаварыт, непарадак. Я яму атвечаю:
какой такой, атвечаю, непарадак, ежали у миня на всю школу чэтырэ учыцеля? У
миня всем брацьям по сергам. Физкультурник, гавару, спицыалист не хужэ цибя,
нашаму народу сичас физкультура паважнее лицературы, хто, гавару, сичас эци
книжки чытает, а в хакей все хацят играць. И играют, потому что мы нацыю
аздаравливаем. И вот этот физкультурник, гавару, толковый и нужный, в отличые
от цибя, чэловек, спакойна химию с биалогией ведзет, раз так нада, и ни на что
не жалуецца! Я ж, гавару, с дзирэктором тваим разгаварывал, он жэ ж не всю эту
мацемацику на цебя нагрузил! Или самаму дзирэктару эту мацемацику чытаць? С
табой жэ ж как с чэловеком паступили: цибе алгебру, а эту, геаметрыю,
учыцельница пения на сибя берот! Ана, гавару, хаця и жэншчына, а не
выкаблучываецца, в отличые от цибя. Да и сколька там у нас цех дзицей! Чалавек
пятнадцаць, что их той мацемацике научыць, ежали вон дажэ у миня два высшых
абразавания. Чэпуха! Нет, уперся
рогам, давай крычаць! Ну, са мной эци шутки гладки. Турнул яго быстра. Дык он
тожэ, как ты, павадзился да этага балота… Хведька (краснея). Какое болото? Прэдседацель Калхоза (кричит).
Я все знаю! Тожэ да балота плустался, да там и патанул! А Сцепка, Сцепановны
сын? Тожэ к этому болоту! Нашли сибе там! Я ешчо разбяруся, что там у вас в
этом болоце спратано! Ты, Федар, канчай это здзесь мне! Я бездзельников не
пацерплю! У меня план гарыт, чтобы вы здзесь танули! Ты эци сваи выдумки брось!
Я вас работаць научу как нада! А ну быстра в трахтар и паехал! Хведька с облегчением шмыгает в трахтор и что есть силы дает газу.
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ. ОТЕЦ МЕФОДИЙВторник, утро. Лужайка близ болота. На ней пасется, неторопливо и важно, как губернатор, корова отца Мефодия. По тропинке, озираясь, идет Хведька. Отец Мефодий, оправляя рясу, выходит навстречу ему из кустарника. Отец Мефодий (ничуть не растерявшись, с достоинством). Ну здравствуй, Федор. Не чаял увидеть тебя в сих местах. Хведька (почтительно и вместе с тем немного растерянно). Доброго дня, отец Мефодий! Отец Мефодий. Добраго, обязательно добраго... Вижу, изрядно исхудал ты, или это кажется мне? Хведька. Может, и есть такое... Отец Мефодий. Уповаю, здоровие в порядке у тебя? Хведька. Не жалуюсь, отец Мефодий. Вы-то как? Отец Мефодий. С божией помощию, с божией помощию... Веду, видишь, ты, коровку к бугаю; непотребно великие деньги просит за соитие алчный хозяин его. И ладно бы покрыл он ея наверняка, а то ведь вполне возможно такое положение, что, несмотря на происшедшее между ними скотство, так и не появятся телятки-то. Таковое бывало, и не раз; гарантии тут никакой нету, — а ты в следующий раз опять плати за баловство. Жаден народ наш, токмо о рубле мысли у него, о вечном же — не думает, так и помирает в недоумении... Хведька (вздыхает). Отец Мефодий (деловито). Слыхал я, что у дяди твоего есть небольшое земельное угодие, на коем поставил он ульи. Я, как известно тебе, сам в разведении пчел и собирании меда преуспел немало; так ты скажи ему, так мол и так, отец Мефодий зайдет на днях. Надобно мне с ним опытом поделитися, а сверх того — и его послушать. Да и пускай уж пару баночек подготовит, для пробы... Хведька. Скажу, отец Мефодий, обязательно скажу. Отец Мефодий. Скажи. Мед — вещество, пчелками небесными создаваемое, полезное для здоровия физическаго и духовнаго, не то что проклятая жидкость, кою возлюбила нынче в неумеренных количествах употреблять молодежь! Запомни, Федор: водка есмь зло, дурман для человека! (Простирая к Хведьке перст.) Сказано в писании: Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды, юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный! Сомнения нет, в умеренных количествах питие безвредно и даже полезно, хотя и не так, как мед; не есмь грех перед обедом, для аппетиту, воспить рюмочку-четыре; однако ж вы, многогрешные, допиваетесь до непотребства, забывши об Источнике приснонеоскудевающем! Где же видано сие: за один год два младых человека, в небольшом, но многострадальном селении нашем, во цвете лет, вот в этом болоте (простирает перст к болоту) по пианому своему делу сгинули! Попомни: Царствие Божие несть пища и питие, но правда и мир о Дусе Святе! А вы, баловники, бражники, развели свинство! Мыслимое ли дело, когда ты, водитель трахтора... Хведька (даже несколько обиженно). Да что же вы на меня наговариваете, батюшка! Я же вообще не пью последнее время! Отец Мефодий. Вишь ты! «Не пью». «Последнее время». Сие последнее время, видяй, и суток не составит. Имей в виду, жалуются мне на поведение твое... Хведька. Снова, значит, цёшча. Отец Мефодий. Цёшча, не цёшча... Что же цёшча? Причем тут цёшча. Цёшча есть оправданно наличествующее в жизни нашей существо, пускай и мало нам приятное, однако же не было еще так, чтобы цёшчы не было. Вернее сказать, бывало, и что не было, у какого-нибудь счастливца или схимника; однако же случай сей более редкость, нежели правило, ибо цёшча в жизни человека, грешнаго, существо богоданное и душеполезное, поелику немало способствует кротости его, приумножая число душевных испытаний. О твоей же цёшчэ скажу сие в особенности... Хведька. Да я-то сам давно уж не жалуюсь на нее... Отец Мефодий. Оно и понятно: как и сам усмотрел ты цёшчу после слов моих, не ты на нее, а она на тебя жаловаться должна. Хведька. Как... Отец Мефодий. Грешен! Жизнь во супружестве, сын мой, — это не два пальца... То есмь это есмь жизнь в долге, да! Каковой исполнять святейшая твоя обязанность... Хведька. Да ведь не с цёшчэй-то исполнять его мне? Отец Мефодий. Ой, молчи, Федор! Сказано: Аще не бысте видели, греха не бысте имели. Ныне же глаголете — видим, и грех ваш пребывает на вас. Помни: в Мире Православном каждый другому должен. А что с супругою своею обращаешься ты непотребно — о том не токмо цёшча твоя, но и каждая сорока глаголит в сем поселении. Хведька (стоит, гневно раскрыв рот). Отец Мефодий. Повлиять на тебя давно побуждают меня, видяй в словах церковных глаголы живота вечного, в коих, сказано, спасешися ты и весь дом твой. Что жизнь твоя тайная, распутная, вдали от законной супруги и добрых людей, давно уже вызывает пересуды в небольшом поселении нашем — давно известно тебе бысть должно. Хведька (со злостью). Сами же они и выдумывают все, а вы верите! Они и хотели бы, чтобы я пил да волочился — чтобы я на них был похож! А я не хочу, надоели они мне все... Не знаю я, зачем эта жизнь, — но не для того, понимаете? Отец Мефодий. Ох, Федор, Федор! Вишь ты, как возглаголил: зачем эта жизнь! Ты проживи ее скромно, как подобает, как господь нам заповедует, — тогда и к пониманию придешь, что да пошто. Жизнь сия дана тебе для смирения и для приближения к Богу, вот зачем! Но никак не для бесовской гордыни. А не возгордился ли ты? Беспорочным себя мнишь, а во гресе подобно всем остальным живешь. Сей грех и есть уверенность в своей безгрешности. Нет, не бывает мирян безгрешных, все во гресе погрязли! (Неожиданно позевывает в середине пламенной речи.) Допустим — в самом деле бросил ты пить, и неправду глаголит цёшча твоя, с нее станется. Однако ж не одна она жалуется на тебя! Бросивши даже возлиять, задумайся, не о твоей ли гордыне ли сказано в Писании: Ин есть путь, мняйся быти благим в начале, но концы его — во дно адово! Живешь среди людей, и человек есмь, скажу более того — супруг. Должен посему долг свой супружеский исполнять, не пренебрегая! Ибо оный есмь не только бренное удовольствие, но и бремя, взваливши которое на себя, не ропщи... Хведька (неожиданно). Отец Мефодий, а ангелы существуют? Отец Мефодий (не ожидая поворота беседы). Тьфу ты, прости Господи! Экая бестолковщина: ты ему про Фому, а он тебе про Ерему! (Принимая проповедческий вид.) Вестимо, невежда, ангели есмь. Ангели суть воины Собора Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, хранители наши; к ним и обращаемся смиренно с молитвою: Оградите нас кровом крил невещественныя вашея славы… Хведька (задумчиво и как бы решаясь что-то сказать). Небесных Сил беспилотных... А можно ангела увидеть? Отец Мефодий. Ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не взыдоша благая, яже уготова Бог любящим Его! О сем задуматься должен ты в первую очередь. Ибо: Терпящие же Господа, тии изменят крепость, окрылатеют, яко орли, потекут и не утрудятся, пойдут и не взалчут, пойдут от силы в силу и явится им Бог богов в Сионе разумения и небесных видений! Увидеть — сие и не каждому архиерею под силу... Великим праведником надобно бысть для того! Однако помни: Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Троическим единством священнотайн... Хведька (выпаливая). А вот так, чтобы... если, например, я видел ангела? Если он, допустим, даже живет здесь рядышком? Ну, не ангел, а например, леший? Или (нарочито подбирает слово для примера)... русалка? Отец Мефодий (с риторическим гневом). Окстись, Федор, не богохульствуй! Какой тебе леший? Какая русалка? Ты что такое, твою прости Господи, несешь? Пошто чудищ языщеских приплел невоздержанным языком своим в сериозный разговор? Хведька (волнуясь). Отец Мефодий — видел! Своими глазами видел! Отец Мефодий (качая головой). Ах,
Федор, Федор! Известно, какие видения могут тебе явиться, и здесь как раз
извиняет тебя то, что по неумеренному пианству твоему захворал ты, не иначе, на
белую горячку, при каковой и мерещится обычно пакость разная. Вижу я, невсерьез
заговорил ты о воздержанности своей в употреблении горячительнаго. Хотя и
лучше, дабы проистекал бред сей от белой горячки, нежели от диавольскаго
наущения, но знать должен ты, что и горячка от него же, от диавола, — опосредованно!
— и не вводитися во искушение. Правду говорят близкие твои: потерял ты и
скромность и душевный порядок. Вот и сейчас не на работе, яко завещал Господь,
в поте лица своего добываешь хлеб свой, а попросту бодяешься в сих далеких
местах. (Поглядывая на корову.) Явишься ко мне завтра на исповедь
ополудни; да гляди, не опаздывай! (Кричит корове.) Жучка, куда, прости
Господи, пошла, супостатка! А ну назад! (Наскоро осеняя Хведьку крестным
знамением.) Пора мне; иначе неразумное животное, глядишь, и до трясины
дойдет. А ты, человек, созданный по образу и подобию божему, видя сие — не
уподобляйся, и на краю трясины остановись! (Подобрав рясу, быстрым, но
величественным шагом направляется к корове.) И ни капли горячительнаго
более! Помни, что говорится в Писании: Бдите и молитеся, да не внидите в
напасть. (Издалека.) Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог,
вознесуся во языцех, вознесуся на земли!
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ. ДЕДУШКА КУЗЬМАВечер среды. Хведька, устало и депрессивно ссутулившись, бредет домой.
Из соседской, весьма потрепанной, хаты, беззубо улыбаясь, выходит дедушка Кузьма. Дедушка
Кузьма. Прывет, Хведул, что губы надул? Хведька (улыбается). Здравствуйте! Любите вы, дедушка, подкузьмить! Дедушка
Кузьма. На то, Хведька, и Кузьмой дедушку зовут… Ты адкуль так поздно? Со своей
работы, или со своего болота? Хведька (теряя улыбку на лице). Что-то все вы… каждый…
Целую неделю… Дедушка
Кузьма. А ты, Хведор, не сумлевайся. Работа — не лучше болота. От какого слова
происходит эта самая твоя работа? Раб,
понимаешь? Хведька (призадумавшись). Ага! Раб… Дедушка
Кузьма. Вот тебе и ага! А это только, как говорится, одна сторона медали. Вы
вот, соплежуи и молокососы вчерашние, сегодня выросли уже до неба, дурнi як трэба, а своей же беларускай мовы и в детстве не знали и теперь не
знаете. Как и родители ваши: и расейскую эту повыучывали абы как, и свою
позабыли. А кабы ты беларускую мову знал, то и другую сторону медали рассмотрел
бы. Па-беларуску рабаваць — это значит что? Хведька. Ну, рабiць, работаць, рабаваць… Дедушка
Кузьма. Рабiць! Рабаваць, Хведька, на
мове, которой еще твой дедуля вот со мной разговаривал, рабаваць — это значит: грабить, обирать,
обдирать, понимаешь? А ты тута и смекни: с одной стороны, от слова раб — это значит, ты тот самый раб и
есть, а с другой стороны рабаваць —
это значит, тебя, раба, как липку дерут. Работодатели твои, стало быть, тебе,
рабу, рабавання задают… Хведька (посмеиваясь). Любите вы, дедушка, такие разговоры! Дедушка
Кузьма. Любить люблю, да кто из вас, лапцагов, поймет, о чем я? Дурковатый народ
умного слова не любит. Рабом отработал, схватил, где плохо лежит, для-дома-для-семьи, и пошел водку пить. От
этой всеобшчэй дурости подальше ты к русалке своей и зачастил. Хведька (вздрагивает). Дедушка, да вы откуда… Дедушка
Кузьма. От барракуды! Идем-ка зайдем ко мне, посидишь немного со стариком. Хведька. Я ж домой спешу… Дедушка Кузьма. Идем-идем! Вижу я как ты спешишь — носом в землю. С
умным человеком поговорить никогда не помешает, а я, по крайней мере, умнее
тебя. ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ. ХАТАУ дедушки Кузьмы в хате, внутри столь же потрепанной, как и снаружи.
Обращают на себя внимание толстая, потрепанная же тетрадь на столе и портрет
Гегеля на стене. Дедушка
Кузьма. Выпить не предлагаю; умному человеку выпить не лишнее, а всем остальным
ни к чему, от дурака до тебя вот. Дурной голове зачэм же дурнее становиться?
Зато можем закурыть; это и для организма вещь безвредная, оздоровительная даже. Хведька. Я, дедушка, не куру и не
пью. Дедушка
Кузьма. Ну, тогда дедушка один закурыт. Где это тутака моя махорка? Достает из кармана потрепанного же пиджака снова-таки потрепанный кисет с
вышитой на нем буквой «К». Высыпает на газету ядовито-зеленый, жесточайшего отлива
табак. Скручивает самокрутку, затягивается, выпускает огромные клубы едкого
дыма, от которых Хведька закашливается. Хведька. Вы, дедушка, откуда про…
про болото… Дедушка
Кузьма. Сказано тебе откуда: от барракуды! Ты думаешь, сейчас только русалка
твоя здесь появилась? Здесь, милый ты мой, такие вот хлопцы, как ты, пачками в
болото уходили. Мы, Хведька, народ болотный — весь край наш как трясина. От
этой трясины и уходят хлопцы в трясину же, а там еще русалка эта… Скушно у нас
тутака, это правда, и люди скушные; дальше носа не видят, дальше жопы не
чувствуют. Не то что бы и неправильные люди; а только, если сам ты увидел
дальше носа и почувствовал дальше жопы, то уже сам и получаешься неправильный
среди них. Ты то и узнал: например, женился рано, бабу молодую взял, а она —
извини! — уже с молодости такая замшелая дура, что как пень-колода: никуда не
повернуть! Однако ж взял, и детей настругал
— дети дело другое, мало порчены
еще, ты не забывал бы о них! А русалка, конечно, очэнь инцерэсная, и даже что
зеленая, так от этого еще красивей. Вечно зеленая, вечно молодая; и многое
открыть может такого, чего ты среди народа здешнего вряд ли откроешь, хоть сто
лет живи! Разве что (поглядывает на
тетрадь) особый взгляд на все у тебя имеется. Потому и любит она таких, как
ты, потому и зазывает: потому что не
похожи! Вот Мишка и Грышка, дружбаки твои, с самого маленства на пруду
лягушек палками били, или, например, в какей консервной банкой играли, а ты,
помнишь, в это время картуз у деда украл и на козла надел, чтобы получился Д’Артаньян.
Люди уже тогда на тебя косились: странный, мол, мальчонка растет. По сей день
получаешься ты среди народа здешнего таков: пришей, пристебай, сбоку бантик — а
ей, русалке, это в тебе и нравится, потому как она сама нетутошнее, неземное
сушчэство... Хведька (немного горячась). Вы плохо ее знаете, дедушка! Дедушка
Кузьма. Знаю я ее как раз очень хорошо. Я, Хведенька, сам к ней, когда во такой
как ты, был, захаживал, и не раз! И песни все эти не раз слушал. Песни хорошие,
но уйти до нее я никак не мог. Я летописЕц, мне рукопИсь надо было писать. Вот
эту вот (указывает на тетрадь). Хведька. А об чем вы здесь пишете? Дедушка
Кузьма. Об всем. Это рано тебе знать. Вот если утащит тебя твоя русалка, сделает
болотником, потеряешь ты плоть и кровь — тогда, может, поймешь, что здесь
написано. Учителек-то городской, что в том году приехал, уже в болотниках!
Толковый парнишка, по ночам является мне; о многом мы с ним беседуем, и страшно
жаль, что он с таким живым умишком — а мертвый, хотя и держит земля наша
многострадальная на себе безропотно столько живых мертвецов! Да только мой тебе
совет, Хведька: не спеши ты с этим! Этот мир, конечно, непотребный, ежели ты
среди человят обращаешься; ну а земля как же, небо, воздух, травка, или даже
вот этот вот табачок? (Хведька вдыхает
табачный дым и снова закашливается.) Не все мы умеем ценить, Хведька, что вокруг
нас, потому что привязаны к подобному нам. А неподобного нам, много лучшего нас
и чудесного, так много, его повсюду видать, и сколько еще нашему глазу не
видного! Хведька. Она вовсе нам не подобна!
Она гораздо лучше. Дедушка
Кузьма. Русалка твоя? Не подобна! Однако торопиться к ней оттого не следует, вот
о чем я тебе толкую! Тут понимать надо: разное неподобие имеется, иное и вовсе
неподобающее! Хведька. Снова вы за ваши словесные
шуточки, дедушка! И все как всегда: всех дураками ругаете. Пора мне уже идти —
дома, сами знаете, жена, дети ждут. (Решительно
встает.) Дедушка
Кузьма. Такой и расклад, Хведор: и жена, и дети — да и русалка. Да и вся
окружаюшчая жисть, это ты тоже не забывай! Тутай ты и выбирай. Одно советую:
аккуратно, вдумчиво выбирай!.. А насчот того, что ругаюсь я, так я вовсе на вас
не ругаюсь, за что же мне вас ругать? — а напротив того, жалею… Хведька сдержанно прощается и выходит. Дедушка
Кузьма задумчиво смотрит ему вслед, выпуская очередной клуб дыма; затем
поглядывает на Гегеля, достает из кармана серебряную ручку «Паркер» и открывает
свою тетрадь. ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ. ХВЕДЬКА НЕ ПОШЕЛ ДОМОЙНочь, болото. На островке, бледный, сидит Хведька, а над болотом парит
зеленовато-полупрозрачная, прекрасная нагая дева — Русалка. Хведька
(глупо улыбаясь). Уже, наверное, ишчут… Русалка. Федя, мой Федя! Ни о чем
не думай: если ты хочешь быть со мной, нас никто, никто не найдет. Никто в мире
нас не найдет, никогда, никогда! Но ты точно решился придти ко мне? Хведька. Точно… рашылся… Русалка, улыбаясь грустно и вместе с тем победно, простирает к Хведьке
руки, он делает шаг вперед, и — ТОЛЬКО БУРБАЛКИ ПО БОЛОТУ! Лично Товарищ У
Маленькие трагедии — сборник драматургии Товарища У, печальной, парадоксальной и зубодробительной. Автор надеется дожить до экранизаций и театральных постановок; пока не выполнена и программа-минимум — издание книги. По всем вопросам пишите на старый добрый адрес comrade_u@tut.by. |
