Среди вопросов национального строительства, возникших перед независимыми Беларусью и Украиной, языковой вопрос оказался одним из самых острых. Споры по поводу языка не утихают ни в первой, официально двуязычной, но с реальным преобладанием русского, ни во второй, где государственным языком является только украинский. Языкового равновесия, которое удовлетворяло бы народ, не удалось достигнуть ни в первом, ни во втором случае. Так ли уж оно недостижимо, и если достижимо, то почему оно не достигается?
Национальное на грани антинационального
В первой половине девяностых прошлого века официальное отношение к языковой проблеме и в Беларуси, и в Украине было фактически одним и тем же. Молодые республики, наконец получившие суверенитет, с головой ушли в «национальное». Это касалось и языков. Я нарочно беру слово «национальное» в кавычки: непредвзятому человеку понятно, что на сегодняшний день русский язык не менее национален для средних белоруса и украинца, чем языки белорусский и украинский соответственно. Можно приветствовать этот факт, можно не приветствовать его, но спорить с ним трудно. Как часто, заговаривая с человеком на мове, слышишь в ответ язык — и в Минске, и в Киеве! Более того, участие наших двух народов в создании русского языка, русской литературы трудно переоценить. Следует понимать, что как русская литература, так и русский язык были интегральными, включая в себя всё самое значительное из культурного наследия трёх народов. Отказ от русских языка и литературы означает добровольную культурную кастрацию. Даже сугубый националист, если он мало-мальски разумен, не должен отказываться от них, чтобы не загонять себя на культурную периферию. Одним Тарасом Шевченко или Янкой Купалой сыт не будешь. Есть ещё Гоголь, есть Достоевский, есть, кстати, и Мицкевич с Огинским — и так далее, все свои, не местечковые, но местные, и все звёзды первой величины. Величайшая глупость отказываться от них на том основании, что они развивали «культуру соседнего государства». В составе этого государства, плохо это или хорошо, и находились Беларусь с Украиной, а значит, неправомерно отделять его от белорусской/украинской культуры. Глупо игнорировать наследие просветителей и первопечатников, отправленных с наших земель с миссией на восток, среди большого народа обретшей глобальное значение.
Мудрым было бы, признавая общее наследие, не забывать и о специфически национальном, необходимом, как приправа к хорошему блюду. Пусть у русских будет трепачок, у белорусов крыжачок, а у украинцев гопачок. Но исключительно на шароварах и шляпах из соломки полноценную культуру построить невозможно. Культура глобальна, настоящая культура — явление общемировое.
Безусловно, существует историческая проблема вечного провинциализма наших народов, служивших сырьём то для Польши, то для России. Но жалость к себе — самый худший двигатель из всех возможных. Исторически обусловленную интегрированность в культуры России и Польши сегодня можно было бы обратить себе на пользу. Именно культурная открытость, создание широкого культурного поля «od morza do morza», на котором бы встретились и расцвели как восточная, так и западная культуры, а также тесное сотрудничество друг с другом, могли бы принести небывалый расцвет и для Беларуси, и для Украины. Знание — сила, знание языка — огромная сила и огромное премущество, нужно стремиться к тому, чтобы знать как можно больше языков, а не корчевать уже существующие языковые навыки.
Неуместная в двадцать первом веке местечковость ведёт к деградации. Замечательно точно и ёмко говорит об этом белорусский радикальный мыслитель Александр Бурьяк:
«Основной причиной деградации белорусского языка можно считать неубедительность и несимпатичность его поборников.Фигуры, равновесной, скажем, Федору Достоевскому, Валентину Пикулю, или Александру Солженицыну, белорусская литература не знает. Письменников много, а почитать для души — почти нечего.
В произведениях, созданных до 1917 года, слишком много пишется о тяжкой доле белоруса, а это не доставляет удовольствия людям оптимистичным и деятельным. А литература, появившаяся при советской власти, почти вся грешит коммунистическим верноподданничеством. Многие не без оснований считают, что в советские времена на белорусском языке писали в основном те, кто вследствие конкуренции рисковал остаться неопубликованным, если бы писал на русском: КПСС изображала «расцвет национальных культур», и издание белорусскоязычных книг даже дотировалось.
Вспышку интереса к белорусскому языку, имевшую место в конце 1980-х, начале 1990-х, община белорусских письменников использовала для публикации своих посредственных опусов — вместо того, чтобы создавать великие произведения на белорусском языке или хотя бы переводить на него популярные книги чужих классиков. По вине этих людей идея возрождения белорусского языка сегодня настолько серьезно дискредитирована, что упоминать ее в числе ключевых пунктов своей политической программы может только безнадежная или сильно дотируемая партия.
Когда какой-нибудь письменник начинает в очередной раз публично страдать по поводу «нядбання мовы», большинство его искушенных слушателей подозревает его лишь в желании получать побольше гонораров за публикацию своей ерунды.
Ныне здравствующие корифеи белорусского слова — это по преимуществу лишь дурной пример и препятствие для пишущей талантливой молодежи. В борьбе за гонорары они попирают и без того тощее литературное наследие нации, лезут в школьные хрестоматии со своими поделками. Как авторы они скучны и ненужны. Как граждане они отвратительны: трусливы, хитры, лживы и нахальны. Возрождение белорусского языка никогда не состоится, если будет ассоциироваться с этими людьми. Самое снисходительное, на что они могут рассчитывать от протрезвевшей нации, — это пинок под зад.
Среди прочего, поборники белорусского языка еще и лгут: они любят заявлять, что если не будет национального языка, то не будет и нации, между тем это совершенная чушь, потому что есть множество отнюдь не пребывающих в упадке наций, пользующихся чужим языком. Это американцы, австралийцы, новозеландцы, ирландцы и т. п. Без собственного языка нация может тянуть столетиями, без собственной национальной идеи — рассыпается в несколько лет. Белорусы пока еще существуют лишь потому, что в Россию им не очень хочется, а в Европу их не берут».
Безо всяких поправок эти слова звучат совершенно справедливо и в отношении Украины.
С середины девяностых языковые пути Беларуси и Украины разошлись. В Беларуси к власти пришёл человек, которого культура интересовала куда меньше спорта. Разговаривать на белорусском языке ему было неудобно, и он, недолго думая, фактически его отменил. Сегодня человек, обращающийся на белорусском языке к чиновнику, может получить и ответ вроде «я вашего языка не понимаю». Это вызывает отторжение и справедливые упрёки в пренебрежении государственным языком, в пределе — русофобию. Проблема двуязычия не решена, если один из языков находится в подчинённом положении. Языковые предпочтения нации — это одно, но обеспечением языкового равноправия и сохранения коренного языка, нашего великого богатства, должно заниматься государство. Чиновник, позволяющий себе пренебрежение к языковой культуре нации, должен быть наказан жестоко или даже жэстачайшэ.
Языковая ситуация в Украине развивалась в русле девяностых. Придя к весьма неустойчивому равновесию, в недавние годы искусственно инспирируемого сверху народного противостояния, она вообще стала принимать какие-то оруэлловские формы. Вот новость 2009 года:
Кабмин постановил, что на территории школ педагоги должны разговаривать исключительно на государственном языке.Сейчас, с приходом Януковича, противоречия пытаются потихоньку сгладить. Из пророссийского министра Табачника сделали жупел, но ни на какие радикальные меры он не идёт. Современная языковая реальность неприглядна, как и в Беларуси, но неприглядна по-своему. Русскоговорящие дети — а таковых в восточных и центральных областях абсолютное большинство — по просьбам родителей (если родители достаточно инициативны) изучают русский язык на факультативах, чтобы хотя бы уметь правильно на нём писать, а Пушкин на уроках всемирной литературы изучается в украинском переводе. Навязывание неестественной ультраэтничности довело многих моих украинских друзей — самых что ни на есть этнических украинцев — до того, что они уже даже не могут без раздражения слушать прекрасные українські пісні про то, как пiдманули Галю. «Достала эта шароварщина», — ворчат они. Таким образом, эффект от действий «украинизаторов» (на самом деле никаких не украинизаторов, а догматиков, корёжащих украинскую культурную матрицу) оказывается обратный. Это понятно. Язык и культура — не те области, в которые нужно лезть с голым администрированием.Правительство обязало педагогических работников общеобразовательных учебных заведений постоянно разговаривать на украинском языке в рабочее время.
Об этом идет речь в постановлении Кабинета министров № 1033 от 30 сентября. В то же время, документ позволяет в школах, где учебный процесс идет на языке национальных меньшинств, использовать язык, которым осуществляется учебно-воспитательный процесс…
Министр образования и науки Иван Вакарчук убежден, что языковая политика его ведомства полностью соответствует международным стандартам.
Что делать
Языковая проблема и в Беларуси, и в Украине, безусловно, существует. Однако это проблема на самом деле не столько языковая, сколько человеческая, к сожалению, часто обусловленная узколобием и корыстью. Носители белорусского, русского, украинского языков, проживающие в наших странах, прекрасно друг с другом общаются и прекрасно понимают друг друга. Более того, языковая полифония и знание этих таких похожих языков позволяет более тонко чувствовать каждый из них. Интереснейшие языковые нюансы, которые можно ощутить, сопоставляя, одноязыкому недоступны.
Так, например, русское «одиночество» переводится на беларуский не только как аналогичное русскому «адзiноцтва» но и как «самота» или «самотнасць» (по-украински это слово звучит как «самітність»). Здесь существенные различия. «Один» — тот, кто в поле не воин, «единица — вздор, единица — ноль». Происходящее от него одиночество словно бы означает отчаяние и обреченность. «Сам» — это уже сознательный «один», непокорный, несдавшийся субъект самотнасцi (тогда как «один» — объект одиночества). А какое прекрасное украинское слово «майбутнє». Русское «будущее» или беларуская «будучыня» (в некоторых регионах говорят именно так: «майбутнае») однозначны, просты и прямолинейны: будущее — это то, что будет, и точка. В отличие от этих понятий, майбутнє — то, что мо й буде, а мо й не буде; оно может случиться, а может и не случиться; понятие приобретает особое, философское измерение. [Значення слова справді філософське, — исправляет меня Сергей из Донецка, — але навіть глибше, ніж гадає автор: майбутнє — це не те, що можливо буде, а може й ні, а те, що має-бути (повинно-бути). причому має бути не в смислі закону природи абощо, а в сенсі розуміння людиною, що саме так є краще, ліпше. це добре зрозуміло у фразі: ми будуємо своє май-бутнє: себто те, що (на наше переконання) має бути. а чи буде — інше питання.] Патриоты и неофиты всех боевых раскрасок должны были бы задуматься о том, что по-настоящему ощутить прелесть языка можно как раз в сопоставлении с другим языком, особенно родственным, а не в отторжении от него.
В языковой политике на самом деле дoстаточно придерживаться всего трёх принципов.
Принцип первый: знание — сила, знание языка — богатство. Государство, заботящееся об интеллектуальном развитии своих граждан, должно приветствовать и поощрять изучение ими любого языка, в том числе русского, который по праву принадлежит не только русским, но и белорусам с украинцами. Кстати, безобразная ситуация с изучением языка польского, в который мы вложили не меньше, чем в русский. Активнее надо учить английский, эту латынь наших дней, без которой лишь недалеко уедем в карете прошлого.
Принцип второй: уважать выбор своего народа. Именно народ должен выбирать, на каком языке ему разговаривать. Государство должно выполнять волю народа. В противном случае недолго дойти и до того, что государство будет определять не только языковые правила, но и правила хождения по нужде: тылом на запад или на восток следует ли её справлять?
Принцип третий: мягкая, но существенная протекция национальному языку, протекция, осуществляемая не кнутом, но пряником. Система льгот для использующих национальный язык, всяческое их поощрение. Глубокое изучение национального языка, обязательное для всех граждан страны. Говори хоть на древнеарамейском, но язык коренного населения должен знать.
Основные языки Украины — украинский и русский, Беларуси — белорусский и русский. Принуждать к языку нужно не рядовых граждан, а чиновников. Реальное двуязычие не так трудно обеспечить, обязав чиновника знать оба языка, обеспечивать языковую поддержку обоим группам населения в зависимости от их языкового предпочтения, и отвечать к обратившемуся на том же языке, на котором прозвучало обращение. Было бы вообще неплохо, чтобы чиновник сдавал письменные экзамены по обоим языкам: это наверняка позволило бы отсеять тех безграмотных и нахрапистых деятелей, которые создают проблемы в языковом вопросе. Великий сербский сатирик Бранислав Нушич предлагал ещё более радикальное средство для сокращения чиновничества: экзамен по химии с последующей дисквалификацией всех несдавших. Это ещё эффективней. Но, впрочем, это уже совсем другая тема.
Лично Товарищ У
