Маньяк как таковой вообще идеально подходит для массовой культуры. Он отвратителен, таинственен, страшен и нездорово завязан на сексе — а значит, вызывает повышенный интерес у обывателя. Более чем столетний пиар Джека Потрошителя, вошедшего в анналы масскульта вместе с графом Дракулой, Франкенштейном и Шерлоком Холмсом, свидетельствует об этом достаточно красноречиво. В то же время маньяк однозначен; деструкция, которую он несет, есть только деструкция и не более того, легко классифицируемая аномалия, опасный сдвиг по фазе. В сущности, сам обыватель тоже отвратителен, таинственен, страшен и сексуально извращен. Но у маньяка все это проявляется куда более жгуче, из него наружу так и лезет свирепое животное, порвавшее все цепи обывательской умеренности.
В формировании маньяк-образа огромную роль сыграл страшно популярный в Америке фрейдизм. Навязчивая идея фрейдизма замечательно подходит для исследования разного рода извращений, сама являясь в какой-то степени извращением, гениальным, конечно. Мания манией поверяется; и произведения искусства, посвященные маньякам, почти всегда несут в себе нечто фрейдоподобное. Взять хотя бы героя хичкоковского «Психоза», придурковатого детину с ножом, лелеющего в кресле труп некогда грозной мамочки.
Нездоровые отношения в семье, кстати сказать, действительно в изобилии порождают маньяков и в повседневной жизни, о чем свидетельствует практика. Вспоминаю, что и среди моих знакомых было двое тихонь, терроризируемых своими полными энергии мамочками не на шутку, но как-то с трудом представляется кто-нибудь из этих спокойных ребят с окровавленным кухонным ножом в руках.
Впрочем, маньяк и должен быть непредсказуем, в нем ничего не должно указывать на маньяка; так, знаменитый Чикатило выглядел таким себе обыкновенным провинциальным лохом, застенчивым и даже симпатичным в своей застенчивости мужичком, и лишь в клетке стал отвратителен и страшен в своем безумии.
Классический кино-маньяк, однако, редко походит на всамделишных серых посредственностей. Из невзрачного хичкоковского Норманна Бейтса через многочисленных патологических работников ножа и топора он эволюционировал в блистательного доктора-людоеда Ганнибала Лектера.
Образ Ганнибала заслуживает того, чтобы остановиться на нем особо. Это, собственно, не маньяк в популярном смысле этого понятия — это аристократ от маньячества, а не занюханный Чикатило с мутной пивной банкой. Людоедство, как утонченный порок доктора Ганнибала, выбрано весьма удачно, выгодно оттеняя его эстетскую мизантропию. Иного человечка и скушать противно; разве что хорошо прожаренного и под приправами. Доктор Лектер так и делает.
Смысл фильма «Молчание ягнят», основной его, как модно сегодня говорить, мэссидж, состоит в том, что единственным по-настоящему интересным и притягательным героем фильма оказывается особо опасный маньяк. Все остальные — абсолютно картонные, как из инкубатора одинаковые, стандартные до боли американские киноперсонажи: вдумчивые, но грубые и недалекие полицейские, толстый негр-санитар, глуповатый и самодовольный врач-тюремщик, пиджачная тетка-сенатор, символ раскрепощения угнетенной женщины Америки, и толстая девушка, ее дочь. Вот разве что агент Старлинг, Кларисса, не совсем обычная в этой веренице. Провинциальная (что сразу отмечает проницательный взгляд доктора), некрасивая, малорослая девочка-отличник, с трудом скрывающая свой испуг и вся как бы сжавшаяся в единый ершистый клубок, замешавшая свою целеустремленность на детских еще комплексах, она неожиданно привлекает к себе внимание Лектера. Скучающий эстет-доктор выделяет ее из картонной вереницы, и часами ведет с ней душещипательные беседы на тему, под каким соусом лучше всего готовить человечину. Ну разумеется, она не разделяет его вкусов, он не может этого не понимать, но ему нравится по-доброму эпатировать угловатую вчерашнюю школьницу, которая тоже почему-то смотрится чужой на всеобщем празднике жизни. И она, агент ФБР, в глубине души как бы заворожена даже этим маленьким, изысканно ехидным человечком с круглой головой и жутко умильными глазками, ничего похожего в своей жизни она не видела и не увидит, он навсегда останется одним из самых, если не самым сильным впечатлением этой жизни, — первый маньяк сродни первому мужчине… Получается совершенно завораживающая история, тем более что актеры подобраны прекрасно.
Так вот, маньяк является единственно достойным героем фильма, и зритель волей-неволей начинает испытывать к нему не только уважение и почтение, но и самую настоящую симпатию. Милый сердцу интеллигента человек со вкусом, жестоко воспитывающий грубый мир… Когда я вижу его, в стеклянной клетке, в окружении придурков и тупых одноклеточных ментов, я думаю иногда умиленно: «вот и я так живу, а гляди-ка, никого еще не съел». И как-то невольно прощаешь доктору, когда он сдирает лицо с убитого полицейского…
Вдохновившись успехом, вскоре сняли и продолжение, и предысторию «Молчания ягнят». Не выдержали: коммерция берет свое, и приходится возвращаться спустя более чем десять лет к доходному источнику. Предыстория «Молчания», фильм «Красный дракон», получился откровенно слаб, а вот продолжение, названное по имени доктора «Ганнибал», сделано очень красиво. Ридли Скотт, не хухры-мухры. Уже по названию ясно, что доктор Лектер находится в центре нового повествования. Авторы поддались искушению показать доброго доктора, сделав его чуть ли не Робином Гудом. Он, оказывается, кушал только злых, плохих парней, а в общем и целом такая душка!.. Лишенный ореола абсолютного зла, Лектер стал более обыкновенным и понятным. Кроме того, неповторимость его роли в «Молчании ягнят» заключалась, как это ни парадоксально, именно в том, что это была роль второго плана. Доктор все время как бы оставался в стороне, или, лучше — над схваткой, и каждое его появление в фильме было событием. Но вот в «Ганнибале» он примелькался, и стало понятно, что тонкий маньяк — просто добродушный пожилой джентльмен, пусть со странными причудами, но и с хорошими манерами. Фильм смотрелся все так же захватывающе, но легенда была разрушена.
Кларисса Старлинг, его вечная спутница, или, лучше сказать, попутчица, тоже изменилась не к лучшему. Игравшая ее в первом фильме актриса наотрез отказалась сниматься в продолжении, и новая Кларисса оказалась вовсе не неуклюжей девочкой-медвежонком, а боевитой, весьма широкоплечей рыжей тетенькой из тех, которые коня на скаку остановят и в горящую избу войдут. Соответственно, отношение к ней доктора Лектера сменилось на вполне конкретное, однозначное, не удивительно, если бы в конце фильма они поженились на радость зрительницам из числа домохозяек! Сага о маньяках эволюционировала в «Гордость и предубеждение» от каннибализма. А в 2007 в кинотеатрах прошла «Предыстория Ганнибала» о трудном детстве доктора-маньяка. Людоеда сожрали с потрохами: его сделали таким, как все. Все, легенда была разрушена окончательно.
Так или иначе, путь был открыт. «Молчание ягнят» проложило дорогу к героизации или даже идеализации образа маньяка.
Через два года после «Молчания», в 1992 году на экраны выходит «Основной инстинкт», воспевающий подвиги уже не маньяка, а маньячки. В качестве основного преподносится не только инстинкт продолжения рода, но инстинкт смерти. Странная белокурая писательница, инженерша человеческих душ, в момент оргазма долбящая своих сексуальных партнеров ножом для колки льда, умело балансирует между Эросом и Танатосом, получая от этого большое и искреннее удовольствие. Неудачливый истеричный полицейский (как же в американском фильме без полицейского) попадается в ее развесистые сети, вернее сказать, летит на нее, загадочную, как мотылек на свечку. Обыденность снова посрамлена! В финальной сцене они активно готовятся сотрясать кровать, под которой лежит пресловутый нож для колки.
«Основной инстинкт» был событием для своего времени. Гремучая смесь Эроса и Танатоса, а также их непристойное по тем годам изобилие, делали его революционным. Сегодня, когда это дело в искусстве стало почти, да что там почти, безо всяких почти, стало совершенно обыденным, фильм попросту не заметили бы — для того, чтобы шокировать зрителя, нужны уже куда более изощренные ходы. В отличие от «Молчания ягнят», «Основной инстинкт» не пережил свое время, превратившись в знаменательный музейный экспонат. Хотя, конечно, эпизод, в котором Шарон Стоун закидывает ногу на ногу, демонстрируя окружившим ее полицейским отсутствие нижнего белья, — через несколько минут отсюда вылетит птичка — навсегда войдет в золотой фонд мирового кинематографа.
Разумеется, и в этом случае не обошлось без продолжения. Стоун доказала, что и четырнадцать лет спустя она по-прежнему ого-го-го, матерям семейств на зависть. Это, впрочем, фильм совершенно не спасает, и только этим, пожалуй, он и поучителен.
Итак, «Основной инстинкт» был снят через два года после «Молчания ягнят», а еще через три года вышла отличная картина «Семь», в которой триумф маньяка был доведен до своей высшей точки. Очередной маньяк задумал наказать человечество за семь смертных грехов, а для назидательности ограничился конкретными его представителями. В порыве отмщения он построил на этих семи грехах, все равно как бог на трех китах, целый больной мир, втянувший в себя, помимо прочих — кого бы вы думали? — правильно, полицейского, одного из двух полицейских, ведущих следствие по его делу, слащавого, но истеричного (снова-таки) и недалекого красавчика, впрочем, добряка в душе. Сотворив руками полицейского самоубийство, омерзительнейший маньяк виртуозно завершает задуманную им картину. Чудовищная, извращенная вселенная, зародившаяся в больной голове и поглотившая окружающую действительность — абсолютная победа маньяка, бледного завсегдатая библиотек, — не только в данном конкретном фильме, но и в маньяк-поп-культуре вообще. Добро вылетает брызгами вместе с мозгами самопровозглашенного мстителя, который, сознавая свое самозванство, успел позаботиться и о собственном наказании. В финале, возможно, снимут фильм, в котором заурядный гражданин терроризирует ночами добропорядочных маньяков… И это вполне оправдано — в мире, сошедшем с ума, не сойти с ума значит оставаться опасной аномалией.
Ну и конечно, говоря о киноманьяках, нельзя не вспомнить — отдельно, непременно отдельно! — Попутчика, самого леденящего, глумливого и таинственного злодея мирового кино, недооцененного, конечно, истэблишментом, но народом очень почитаемого, явившегося на экраны задолго до дедушки Ганнибала и белокурой писательницы. Этот маньяк круче всех прочих именно потому, что он больше, чем маньяк, да фактически и не маньяк вовсе. Улыбка Джиоконды, локоны Аполлона, взгляд Рутгера Хауэра. Он абсолютно мистичен, но мистичен ненавязчиво, так, что это заметно только посвященным. Ходят слухи, что в фильме должен был быть отчетливо мистический финал, чтобы все все поняли, что к чему, но сценаристу был дан знак свыше о том, что этого делать не стоит. Именно тонкость магии Попутчика возносит образ на небывалую высоту. Сумрачный голландский гений Хауэра сотворил невозможное. Дыхание потусторонности в этом фильме едва уловимо и именно поэтому особенно ужасающе: мы ощущаем его за кадром, конкретнее — где-то за левым плечом…
Попутчик — существо нездешнее, настолько, что не может смириться с собственным материальным существованием. «Останови меня», — наигравшись в кошки-мышки, просит Попутчик запуганную до смерти жертву, и на протяжении всего безысходного, ветреного и пыльного фильма учит ее, как это сделать. Сократ-Платон, дон Хуан-Кастанеда, Карлсон-Малыш, Попутчик и Тот, Кого Он Избрал. Уроки возмужания с той стороны. Избави нас господь от таких уроков.
Незадолго до того, как я дописал первую редакцию этого текста, по электронной почте пришло письмо следующего содержания:
«Hello comrade,
не ссыте нас до х*я доктор ганибал всех пере*бал сами станете драконом
Best regards,
elena».
Лично Товарищ У
