В этом, наверное, и коренится причина того, что Шерлок Холмс сделался легендой — ни один из литературных персонажей детектива не поднялся так высоко. Одних только феноменальных аналитических способностей и крепких кулаков для этого недостаточно. Недостаточно даже довольно экстравагантного для сыщика умения играть на скрипке. В Шерлоке есть героизм, трагическое геройство закоренелого рационалиста, отвоевывающего кусочек за кусочком иррациональность окружающего мира. Но окружающий мир безбрежен, и, следовательно, никогда не может быть завоеван. Мистер Холмс, невозмутимый, с трубкой в зубах, не может не понимать этого, однако действует с истинно джентльменской пунктуальностью и с истинно английским упорством. Декадентские, упадочнические нотки проскальзывают лишь по ночам, когда он задумчиво терзает скрипку или, в клубах ядовитого дыма, заправляет кокаиновым раствором шприц.
Конан Дойл, вестимо, не любил своего героя. Он считал себя серьезным писателем, вынужденным развлекать невзыскательную толпу похожими одна на другую историями похождений наскоро выдуманного, примитивного и второсортного персонажа. Творец был неправ: ничего серьезнее Шерлока Холмса он как раз и не создал. Образ неутомимого логика, терпеливо разбирающего на кусочки и собирающего воедино алогичную действительность — воистину, один из сильнейших в мировой литературе. Самоотверженный и бескорыстный паладин порядка в мире хаоса и вероломства — знаковая фигура и для девятнадцатого, и даже еще для двадцатого века. О веке двадцать первом умолчим — что-то он нам совсем не нравится.
Лучший Шерлок Холмс в кино, как и должно быть, именно английский — мистер Джереми Бретт. После него не представляешь другого Холмса, и даже наш советский товарищ Ливанов, с детства всеми любимый, смотрится не столько Шерлоком, сколько каким-то добродушным Винни-Пухом, тихим психоаналитиком без размаха и гениальности. Да, Бретт играет гения гениально, — как и полагается гению. Одержимость, буйство, поэтизм высшей пробы. «Все вокруг героя превращается в трагедию», говаривал Фридрих Ницше. Он же: «Если долго смотреть вглубь бездны, бездна смотрит вглубь тебя». Блистательный Холмс Джереми Бретта — тот, кто смотрит в бездну, обладатель индивидуальной, чудовищной бездны, бездны, которая всегда с ним.
Трагедия Шерлока Холмса — его интеллектуальное совершенство. Великий ум неизбежно соседствует с великой страстью, и чем более велик ум, тем более велика страсть — с этим ничего не может поделать даже его обладатель-?bermensch. Человек, поставивший целью своей жизни торжество чистого, холодного разума, считает опасной и враждебной всякую эмоцию, всякое чувство; но страсти его так велики, что даже сверхволя и сверхразум не могут их подавить. О, как играет это великое и неразрешимое противоречие Джереми Бретт! Какие страсти кипят под этим наглухо застегнутым черным сюртуком! Как божественно, нечеловечески он красив — нервный, тонкий, измученный, бесконечно одинокий, бесконечно сильный и бесконечно уязвимый. Ничего страшного, что второй из бреттовских ватсонов играет скверно — уж какие здесь ватсоны…
Образ, созданный Бреттом, конечно же, куда глубже конан-дойловского. Как артист он оказался настолько силен, что поглотил даже такой мощный персонаж, победил его, сделал собой: в последних сериях картины, когда Бретт стремительными шагами шел к своей смерти, зритель видел не его, а Шерлока, в последнем пути, слезы прощания не только Джереми Бретта, но и Шерлока Холмса стояли в этих покрасневших, больных очах… Я не знаю более впечатляющего воплощения в кино литературного персонажа, и какого персонажа! Пользуясь случаем, призываю всех принять участие в инициативе: http://ru.bafta4jb.com/. Не поленитесь, сделайте это, пусть Джереми Бретт и не нуждается в наградах, — должна же в этом мире быть хоть толика справедливости, а в этой толике — хоть толика наших усилий.
Наша же советская экранизация не совсем аутентична, но тоже очень хороша. Вообще это странно: советские экранизации западной классики легкого жанра были всегда ужасны и омерзительны. Взять тех же, всенародно (позор!) любимых «Трех мушкетеров», где Дюма-отцом, в общем, и не пахло, а мушкетеры смотрелись этакими советскими жлобами-шестидесятниками, распевающими песни про свое потертое седло. А вот в советском «Холмсе» все было очень даже на уровне. И если английский сериал подарил непревзойденного Супершерлока, то советский — лучшего, пожалуй, из всех Ватсонов.
Этот персонаж вообще уникален: в книге Ватсон — совершенно побочный, безликий тип, существующий лишь для того, чтобы описывать похождения Холмса и оттенять его аналитические способности своей недалекостью. Советский же Ватсон — полноправный соратник Холмса, божественный, как сказал кто-то из англичан, в своей глупости. Он даже превосходит в чем-то Холмса — в самоотверженности, что ли, или в изысканности манер. Замечательно: Ватсон в исполнении Соломина благороден именно потому, что недалек. Или недалек, потому что благороден. Один мой читатель, Федор Т., замечательно тонко сравнил соломинского Ватсона с князем Мышкиным Достоевского. Если Холмс, не приемля неблагородства окружающего мира, упрямо и методично пытается его постичь, то Ватсон в трактовке Соломина раз и навсегда отгораживается от этого мира той самой своей недалекостью, которая в книге служила лишь для создания нужных литературных эффектов. Да, соломинский Ватсон неумен как раз потому, что отзывчив и благороден: не классическая, повсеместно встречающаяся, глупость, но именно тонкость и ранимость натуры не позволяет ему воспринимать мир разумно и адекватно. Да и кто знает, что такое адекватность в восприятии мира? Эпизод в первом фильме сериала, когда он в строгом соответствии с ритуалом, выверенный, сосредоточенный, повязав слюнявчик, поедает яйцо под отличную музыку композитора Дашкевича, достоин не кинематографа даже, но балета. Такого бы Ватсона да Бретту-Холмсу…
В уютной квартирке на Бейкер-стрит, покуривая у камина, два товарища мечтают о том, чтобы искоренить Мировое Зло, а выходя на туманную улицу, действуют в строгом соответствии со своими мечтаниями, так, как будто Мировое Зло — досадная оплошность, случайный сбой в налаженной разумным и добрым стариком Господом Богом жизни. Двое одиноких, хорошо воспитанных, немолодых уже мужчин неопределенного общественного статуса. Если гармонию нельзя поверить алгеброй, то зло, по их мнению, алгеброй можно не только поверить, но и победить. И они побеждают — всякий раз на локальном фронте, но глобальный фронт безбрежен… Мистер Шерлок Холмс и его друг как бы партизанят на территории зла. Но, вот незадача, выходит так, что они обречены вечно партизанить на этой территории, ибо она необъятна… Может быть, они уже потерялись на ней, заплутав в клубящихся над ней тягучих туманах иррациональности? Никак нет. Джентльмен, осознающий свой долг и свое достоинство, непобедим. Это главный урок мистера Шерлока Холмса, эсквайра.
Шерлок и мир: счет 1:1.
Лично Товарищ У
