Я был не один, публики на остановке накопилось изрядно; слева от меня стоял симпатичный седовласый дедушка, держа за руку своего не менее симпатичного малютку внука. Дедушка тоже скучал, и, видимо, очень хотел с кем-нибудь поговорить.

— А что, Василек, — обратился он ко внуку, — как думаешь, приедет наш троллейбус или нет?

— Нет, не приедет, — уверенно ответил Василек.

— А как не приедет, так как же мы домой доберемся?

— Тогда не доберемся, — констатировал Василек.

Дедушка пытался было еще приставать к Васильку с расспросами, но тот явно праздных разговоров не любил, отвечал односложно, и старик решил переключиться на кого-либо другого.

— Не видать там троллейбуса, молодой человек? — спросил он меня, хотя видел то же, что и я (а может, у него просто было плохое зрение, старость не радость).

— Нет, не видно, — сказал я.

Дедушка приготовительно кашлянул.

— Что делается, — начал он, — ни одного троллейбуса, все маршрутки.

— Да, — согласился я.

— А пожилому человеку какая маршрутка? — стал развивать свою мысль дедушка, — два раза проехал — и всю пенсию прокатал.

— Опять же и молодежь. Им и квартиру надо, и детей... Тоже особо не поездишь. Только не понимают этого молодые люди, раз такое безобразие допустили. Это — ка-пи-та-лизьм, — квалифицированно сообщил дедушка, — тем, которые нахапали, им троллейбусы не нужны. Они те специально одни маршрутки пустят, чтобы с людей побольше содрать. А молодежь хочет жить как в Америке. Того не понимают, что Америка полмира грабит, а нам грабить кого? Сами же себя и грабим.

Какое замечательное чувство коллективизма, подумал я, «Сами же себя и грабим». То есть этот дедушка до сих пор считает грабителей за родных себе, какая там, к черту, классовая ненависть!.. Всемирная отзывчивость советского человека. Внук небось, когда подрастет, уже совсем по-другому будет рассуждать.

— Когда мы жили при Советской власти, — продолжал тем временем дедушка, — тоже всякое бывало; после войны гнилую картошку ели, да! Но такого бардака не было никогда. При Брежневе телевизоры покупали, холодильники, все было. Молодежь этого не понимает, им Америку подавай. А я вам скажу, как мы плохо и не жили при коммунистах, настали эти вот времена, и мы поняли, что жили уже при коммунизме.

— Я всю жизнь работал, и поверьте вы мне, не абы как! А теперь — что я с этого имею? Даже троллейбусы не ходят. Нет, я не знаю, куда наша молодежь смотрит.

— За кого голосуют? Это все пе-ре-вер-тыши, — подчеркнуто грамотно проговорил дедушка. — Они и тогда там сидели, и сейчас сидят. Это банда. А что нормальному трудящему человеку хода не будет — этого молодежь не понимает. Они сами туда вылезти надеются. Куда там! Один вылезет, а все остальные на всю жизнь в нищете...

— Дедушка, дедушка, — заговорил вдруг Василек, — ты не разговаривай с незнакомым дядей! С незнакомыми дядями нельзя разговаривать. Дядя вытащит пистолет и убьет тебя.

Дедушка осекся, не находя, что ответить. Я, впрочем, тоже не нашелся.

Лично Товарищ У