Стоп! О мёртвых или хорошо, или ничего. Какой светильник разума угас! Какое сердце биться перестало! Нет, всё-таки как-то не подходит к случаю крылатое выражение. Не подходит. Однако невольно вспоминается вопрос О. Бендера на могиле Михаила Самуэлевича Паниковского: «Был ли покойный нравственным человеком?»

И снова стоп! О мёртвых, сказано же, или хорошо, или ничего. Борис Абрамович нравственным человеком не был, но он безусловно был, был как не всякий из современников — и от этого факта нельзя отмахнуться. А теперь, как уже отмечалось, он безусловно мёртв. Теперь он всецело принадлежит истории.

Девяностые уходят в историю, становятся мифом; становятся мифом и ключевые персонажи девяностых, среди которых Борис Абрамович — один из самых ярких. И пусть в связи с фамилией Березовский неизбежно вспоминается фамилия Паниковский — в этой фигуре есть не только суетность, но и размах, есть трагедия, есть мрачный, пускай и несколько поверхностный, шарм калифа на час, героя смутного времени. Борис Абрамович мог быть кем угодно, но он был незауряден — и смерть его тоже должна была быть незаурядной.

В этом уходе заключена подлинная драма. Хочется описать его в легендарном стиле, вровень с эпохой. Уже после смерти олигарха узнал, что незадолго до его предположительного самоубийства Березовский продал с молотка принадлежавший ему портрет «Красный Ленин» работы известного художника Уорхолла. Пишут, что из-за долгов, но что если всё было совсем не так? Я бы написал рассказ в готическом духе, приблизительно такой.

Беженец и отщепенец, Борис Абрамович пребывает телом в Лондоне и душою в глубоком душевном кризисе, осмысливая своё поражение в борьбе за власть в России. Он не простой ходячий кошелёк с деньгами, но человек с претензией на звание творца эпохи. Ему мало финансового могущества, он хочет утвердить себя, в собственных глазах, как исторического деятеля, заслуженного победителя коммунизма — только так он сможет выбраться из эмигрантской депрессии.

Поэтому Борис Абрамович и покупает уорхолловски портрет Ленина: это действие символическое, магическое, в конце концов. Олигарх вешает портрет в будуаре, чтобы любоваться на него почаще, утром и вечером, пользует под ним продажных женщин, болтает по скайпу и курит кальян.

Через некоторое время Ильич начинает приходить к Абрамычу в кошмарных снах. Сверля прищуром, сообщает, что у Березовского есть нечто, что ему причитается. «Не только мне, батенька, но и всему наRоду!» В одном кошмаре Ленин преследует лимузин Березовского верхом на броневике, протянув указующую руку. «ГRабь нагRабленное!» — весело и разбойно кричит он. В другом Вождь Мирового Пролетариата рыбачит с крейсера «Аврора» в Темзе, приветливо помахивая беженцу рукой. В третьем, неумолимый, записывает маленького Борю в Общество Чистых Тарелок.

Не в силах выдержать весь этот ужас, Борис Абрамович выставляет ленинский портрет в коридор. Теперь уже наяву по ночам в коридоре слышатся энергичные, стремительные шажки и звуки Апассионаты, плавно переходящей в известный шлягер Шопена. Потомственный дворецкий, с отличными рекомендациями, уходит из березовского дворца. Борис Абрамович вешает портрет в джакузи, но вода под картиной Уорхолла вскипает, пенясь народным гневом. В отчаянии Березовский сжигает картину, но в полночь она возрождается снова и снова в его рабочем кабинете прямо над кожаным креслом. Под этаким-то портретом дела бизнесмена начинают идти из рук вон плохо. Нависают банкротство и нервный срыв. Разъярившись, олигарх объявляет набор террористов для подрыва Мавзолея.

Отлично понимая, однако, что это его не спасёт, после мучительнейших раздумий этот умный человек наконец находит выход. Борис Абрамович решает избавиться от портрета с помощью самой мощной и непобедимой в мире силы — денег, выставив его на аукцион. По гениальному плану Березовского, сила денег запечатает мятежный ленинский дух в портрете, не дав возвратиться к прежнему владельцу картины, т.е. Борису Абрамовичу.

Портрет продан. Деньгам, кажется, удаётся одержать над Лениным победу. Затишье. Олигарх празднует своё освобождение и новый виток могущества и безнаказанности, но вот двадцать третьего марта Ленин является ему наяву, средь бела дня, в своём мрачном величии, ярко-красно пылая и полыхая. Драматическая развязка. Когда Ленин сообщает, что дело не в пRимитивной мазне буRжуазного пачкуна, но в том, что в пRавде истоRии его, ленинская, сила, а пRавда истоRии сильнее денег, — Березовский, отчаиваясь, наматывает на шею роковой шарф. А Владимир Ильич, потёртое пальто накинуто на плечи, мятая кепка, гвоздичка в петлице, стремительно шествует вперёд по набережной Виктории, скоро ему на Родину, весело ему, шагающему, похохатывающему красным смехом.

И нет больше с нами Бориса Абрамовича, — оторвался, улетел, как белый лепесток, вдаль от тягучего бытия, туда, в стихию свою, в теперь уже вечные шальные девяностые, где навсегда новообретённые полиэтиленовые пакеты и государственные границы, братки и бомжи, вечно пьяный старик Ельцин, легкомысленный усатый Листьев в пижонском галстуке, окровавленный генерал Лебедь с вертолётным обломком в груди, и неприкаянно бродящее по киевским лесам безголовое тело журналиста Гонгадзе.

Лично Товарищ У специально для журнала САПИЕНС